1. Троя 2. Троянский царевич 3. Елена спартанская 4. Великое примирение 5. Пелей 6. Свадьба Пелея и Фетиды 7. Суд Париса 8. Возвращение Париса 9. Похищение Елены 10. Рать Немесиды 11. Лжеилион 12. Незаживающая рана 13. Гнев Артемиды 14. Пир на Хрисе 15. Филоктет

16. Начало великой войны 17. У Аполлона Фимбрейского 18. Паламед 19. Гнев Ахилла 20. Народное собрание 21. Поединок Менелая с Парисом 22. Битва народов 23. Поединок Гектора с Аяксом 24. Кони Реса 25. Бой у кораблей 26. Подвиг Патрокла 27. Месть Ахилла 28. Поединок Ахилла с Гектором 29. Приам у Ахилла 30. Пентесилея

31. Мемнон 32. Ахиллесова пята 33. Суд о доспехах 34. Последние дни Трои 35. Смерть Париса 36. Троянский конь 37. Гибель Трои 38. Прощай, берег троянский! 39. Наказание Аякса Оилида 40. Эвбейские огни 41. Смерть Агамемнона 42. Возвращение Менелая 43. Последний Эакид 44. Эпилог

Троя

На восточном берегу Эгеиды, недалеко от бурного Геллеспонта, на плодородной равнине, орошаемой рекой Скамандр, стоял некогда великий город — Троя. Крепки были его стены, сказочно прекрасны дворцы и храмы, несметны богатства, накопленные не одним поколением троянских царей. Основал Трою Ил, правнук сына Зевса Дардана и дочери титана Атланта плеяды Электры. Родиной Дардана был остров Самофракия. Когда царь Фригии Тевкр выдавал свою дочь Батию замуж, Дардан отправился добиваться руки царской дочери. Он так понравился Тевкру, что тот выдал дочь свою за Дардана, а в приданое дал часть своей земли в предгорьях горы Иды¹. Так стал Дардан зятем Тевкра, а после его смерти царем всей Фригии.
Внуком Дардана был Трой, его-то сын Ил и основал великую Трою². А было это так. За победу в состязаниях получил Ил в награду пятьдесят юношей и пятьдесят девушек, а также пеструю корову, которая, по предсказанию оракула, должна была указать место закладки великого славой города. Пошел Ил со своими спутниками вслед за коровой. Остановилась корова на холме посвященном богине Ате. Здесь поднял Ил руки к небу и обратился к Зевсу с мольбой послать ему знамение того, что благословил громовержец постройку нового города. Утром, выйдя из своего походного шатра, увидел Ил прямо перед входом вырезанное из дерева изображение Афины-Паллады, любимой дочери Зевса. "Это — знак владыки Олимпа, — подумал Ил, — и пусть он будет священным палладием, охраняющим город, который я возведу на этом месте".
Так была заложена великая Троя. Стены ее возводили Посейдон с Аполлоном, которые, по повелению Зевса, должны были служить Лаомедонту, сыну Ила. Помогал богам в их труде смертный Эак. Стены, построенные Посейдоном и Аполлоном, были несокрушимы, и только та часть стены, которую строил Эак, могла быть разрушена.
Тысячу лет была бы Троя неприступной твердыней, да прогневил Лаомедонт богов тем, что не заплатил Посейдону и Аполлону положенного за строительство стен, — захватил Трою Геракл, и предал смерти Лаомедонта и всех его сыновей. Только одного из них, Приама³, он пощадил и оставил ему троянский престол. Скоро восстановил Приам богатство и могущество Трои. Да видно злой рок тяготел над этим городом⁴ — ждало его новое разрушение.

Троянский царевич

Приснился однажды жене Приама, троянской царице Гекубе⁵, зловещий сон: будто родила она не младенца, а пылающий факел, и от пламени этого факела загорелась вся Троя. Рассказала она об этом сне своему супругу. Тот созвал прорицателей, и все они в один голос решили, что ребенок, который вскоре должен родиться у Гекубы, принесет Трое гибель. Когда в положенный срок родился мальчик, и были справлены положенные по случаю рождения обряды, нарекли младенца Парисом, а затем передали его верному слуге Агелаю для того, чтобы он бросил его в лесах горы Иды на верную гибель⁶.
Исполнил Агелай требуемое, а через несколько дней терзаемый сознанием совершенного греха, пришел на то место, где оставил ребенка. И увидел Агелай чудо: живой и здоровый младенец сосал вымя огромной лохматой медведицы. Видно, подумал он, сами боги берегут это дитя. Разыскал Агелай пастухов, пасущих стада свои на склонах Иды, и сказал им: "Недалеко отсюда, на лесной поляне, медведица кормит своим молоком человеческого младенца. Идите, прогоните медведицу, а ребенка возьмите себе на воспитание. Берегите его! Видно нужен он бессмертным для исполнения их божественной воли".
Послушались Агелая пастухи: медведицу прогнали, а младенца принесли в свою хижину и нарекли его Идеем, по названию горы, на склоне которой был найден малыш. Никому не рассказал Агелай о случившемся, боялся он гнева царя Приама за то, что не выполнил его приказания.
Прошли годы. Стал Идей отроком, сильным, отважным и ловким. Часто спасал он не только стада, но и пастухов, воспитателей своих, от нападений разбойников, за это и получил новое имя — Александр, что значит "отражающий мужей".
Счастливо жил Александр среди лесов Иды. Он был вполне доволен своей судьбой, любил охоту, лесное уединение, шепот листвы над головой, и переклички птичьих голосов. Здесь, среди дорогой его сердцу природы, увидел однажды Александр нимфу Энону. Прекрасная, как все нимфы, нежная и вечно юная Энона пленила его сердце. И Энона с первого взгляда полюбила простого пастуха. Она с радостью согласилась разделить с Александром его убогий кров и еще более убогий стол и стала хозяйкой его пастушьей хижины. Началась для них счастливая жизнь, такая счастливая, что можно было только желать ее продления до глубокой старости и тихой смерти. Но иную судьбу уготовил им рок.

Елена спартанская

А в далекой Лаконике, в скромной⁷ Спарте, готовились к свадьбе: царь Тиндарей выдавал замуж свою дочь прекрасную Елену. Слава о ее красоте уже несколько лет гремела по всей Элладе⁸. В народе говорили, что ее настоящим отцом был не Тиндарей, а сам Зевс. Будто однажды великий бог Олимпа в образе белого лебедя прилетел в покои Леды — жены Тиндарея, — и от него-то она и родила Елену. Другие же утверждали, что Зевс белым лебедем влетел в открытое окно царского дома и опустил на колени царицы большое яйцо. Из него-то и вылупилась девочка — Елена. Так или иначе, Елена считалась дочерью Тиндарея и Леды и приходилась родною сестрой Клитемнестре и близнецам Кастору и Полидевку⁹. И только пророки, постигшие великие тайны предопределения, знали, что Елена была дочерью Зевса и Немесиды, богини возмездия.
Много героев Эллады собрались в Спарту, чтоб добиваться руки Елены Прекрасной. Здесь был Диомед, сын славного эпигона Тидея, Ферсандр, внук печально знаменитого Эдипа, Филоктет, тот самый, который оказал последнюю услугу умирающему Гераклу¹⁰, Антилох, сын мудрейшего Нестора, Одиссей, царь Итаки, Менелай, брат владыки златообильных Микен Агамемнона и много-много других женихов.
Мир не помнил подобного сватовства. "Но кому отдать предпочтение? — думал отец невесты. — Одного героя осчастливишь, а сколько обидишь! Не случилось бы вместо свадьбы кровавой распри!" Мудрый совет Тиндарею подал Одиссей. Он понял, что выбор вряд ли падет на него. Крошечный островок в Ионийском море, его царство — маленькая каменистая Итака — не соблазнит ни спартанского царя, ни Елену, прекраснейшую из смертных.
"Я хочу тебе дать добрый совет, — обратился Одиссей к Тиндарею, — если ты хочешь, чтобы все женихи оказались не твоими врагами, а верными союзниками. Пусть они дадут клятву: на кого бы ни пал выбор твоей дочери, все они, как один, будут помогать счастливому избраннику против каждого, кто окажется его обидчиком".
Задумался Тиндарей. Совет и впрямь был хорош. "А если не согласятся женихи дать такую клятву?" — спросил он. "Согласятся! — ответил Одиссей. — Ведь каждый из них считает себя будущим избранником твоей дочери, а, стало быть, и клятву полезной для себя".
Прав оказался Одиссей. Все женихи охотно поклялись перед алтарем Зевса быть верными союзниками тому, кого изберет себе в мужья прекрасная Елена. После совершения торжественного жертвоприношения невеста объявила свой выбор: она отдает руку Менелаю, брату Агамемнона, самого могущественного царя Эллады.

Отвергнутые женихи разъехались по домам. Уехал и Одиссей, но не один, — Тиндарей помог ему похитить свою племянницу Пенелопу. Не нужна была царю Итаки красота Елены, ибо была красота ее выше человеческой доли, да и жену себе Одиссей хотел верную, приветливую, хозяйственную. Такую и высмотрел царь Итаки в доме спартанского царя. Однако, отец Пенелопы, Икарий, вовремя спохватился, снарядил погоню и настиг беглецов. Обратился он к дочери, спросил ее, за кем она намерена последовать, за отцом или за похитителем. В место ответа прикрыла Пенелопа лицо свое покрывалом и прижалась к плечу Одиссея. Тут остыл гнев Икария. Благословил он беглянку и возвратился в Спарту.
Когда дом Тиндарея покинули шумные женихи, начались приготовления к свадьбе Менелая и Елены. Гостями были родственники жениха и невесты и именитые граждане Спарты. Агамемнон, после смерти отца своего Атрея, стал царем всей Арголиды. Менелай же теперь, благодаря браку с Еленой, стал наследником спартанского престола. После смерти Тиндарея, последовавшей после свадьбы, он стал царем Спарты, не подозревая, сколько бед сулит ему брак с прекраснейшей из смертных.

Великое примирение

Все боги Эллады: и великие боги Олимпа, и титаны — боги древних времен — собрались в золотых чертогах Зевса отпраздновать освобождение Прометея. Кончилось время его страданий. Тысячу лет цепями из седого железа был он прикован к вершине Кавказа, и еще тысячу томился в мрачных глубинах тартара. Все думали, что Зевс покарал Прометея за то, что он похитил с Олимпа священный огонь и отдал его людям. Но не это было причиной жестокого наказания непокорного титана. Среди старых и новых богов только Прометей знал слово неумолимого рока, только он ведал имя того, кто из сыновей Зевса дерзнет поднять руку на отца своего и будет настолько силен, что сможет свергнуть его с олимпийского престола. Много раз и уговорами, и хитростью пытался Зевс выведать это имя, но Прометей хранил тайну, он не хотел, чтобы по слову его изменилось теченье судьбы, пусть даже владыки Олимпа. Вот тогда-то и обрек Зевс Прометея на тысячелетние страдания. Остался бы гордый титан непреклонным, не выдал бы он тайну рока еще тысячу лет, ибо не было такой кары, которая смогла бы сломить его, да услышал он в вечной тьме тартара голос Геи, матери-Земли: "Время пришло, титан Прометей, теперь ты должен открыть Зевсу-громовержцу тайну его судьбы. Такова воля провидения".
И вот на светлой вершине Олимпа, за золотой пиршественный стол, рядом с бессмертными богами, воссел освобожденный Прометей. "То тайное слово рока, которое никакие муки не могли исторгнуть из груди моей, — сказал он, — теперь я могу открыть. Мне ведомо, что тебя, владыка Олимпа, пленила дочь Нерея, морская богиня Фетида. И не только своей красотой: ты усмотрел печать великого будущего на ее челе. Знай же, — любовь Фетиды гибельна для тебя. Ее рок — родить сына, который будет могущественнее своего отца. Если это будет твой сын, — в его руках засверкает оружие сильнее перуна, и Олимп признает нового владыку. Только смертному не опасна Фетида, только смертный может желать себе сына, превосходящего отца.
Долго молчал Зевс, обдумывая слова Прометея, потом, возложив руку на плечо титана, ответил: "Благодарю тебя, Прометей! Забудь, прошу тебя, все, что претерпел ты по воле моей. Никто лучше меня не знает, как близок я был к роковому шагу. Но где тот смертный, которого мы осчастливим рукою Фетиды? Впрочем, поискав, найдем. Теперь возможно то, что раньше было немыслимым. С тех пор, как ты принес людям огонь, они сами стали чуть-чуть богами. Ты имеешь право гордиться своим делом".
В это мгновение в недрах Олимпа послышался глухой рокот, сначала глубоко и едва слышно, затем все громче, все ближе. Что это? Уж не сторукие ли гекатонхейры, с незапамятных времен Урана заточенные в тартаре, надумали вырваться из тысячелетнего плена? Тут разверзлась широкой пещерой поверхность Олимпа, и возник над скалой, окруженный аметистовым сиянием, образ величественной женщины. Глаза ее были закрыты, медленно, как бы сквозь сон, она заговорила: "Тяжело... давят... истоптали меня люди... болит тело мое от их множества... нет больше сил терпеть людское нечестие... О, Зевс олимпийский, истреби род человеческий, молю тебя!"
Исчезло аметистовое сияние, исчезла пещера, исчезло видение. Шепот пробежал по рядам пирующих богов: "Гея... Мать-земля..."
"В первый раз приходит сюда прародительница всего сущего, — обратился Зевс к бессмертным, — нельзя презреть ее волю. Да, и правду сказать, чрезмерно размножилось племя смертных. Уже богами возомнили себя многие из них. Забыли они про Девкалионов потоп. Давно следовало бы наказать их. Но как? Нашлешь ли ты, брат Посейдон, новый потоп на поверхность земли, или мне перуном огненным сжечь род человеческий?"
Не успел Зевс произнести эти слова, как из-под его трона раздался хриплый смешок и у ног владыки Олимпа появилось отвратительное существо: карлик с заостренной кверху головой, покрытой жиденькими волосами. Его бесцветные колючие глаза косили, а на сморщенном лице застыл отпечаток хитрости и злобы. Все боги сразу узнали его, это был Мом — дух хулы и отрицания.
"Все у вас, богов, крутые меры, — скрипучим голосом сказал он. — Потоп! Огонь! К чему это? Да разве есть у человека враг более лютый, чем сам человек? Подумайте над словами моими и поступите соответственно!"
"А что же, по-твоему, нужно, чтобы люди истребили друг друга?" — спросил Зевс.
Не долго думая, Мом ответил: "Всего лишь повод к войне и герой войны. С героем войны все просто: выдайте Фетиду замуж за лучшего в мире воина, и сын их, который волей рока должен превзойти своего отца, станет героем великой битвы. Повод к войне придумайте сами — это уж совсем не трудно!"
Злобный карлик исчез. А боги стали обсуждать его слова. Когда они закончили, из праздника великого примирения выросли будни великой войны, — во исполнение Зевсовой воли и для облегчения обузы Матери-Геи. Было названо имя будущего супруга Фетиды — Пелей, был найден и повод грядущей битвы — земная любовь¹¹.

Пелей

Знаменитый герой Пелей был сыном мудрого Эака и Эгины, дочери речного бога Асопа. Он родился в Фессалии, но, вместе со своим братом Теламоном, вынужден был покинуть родину, — из страны их изгнал отец, за то, что они убили своего сводного брата Фока, который должен был унаследовать царскую власть. В богатой Фтии нашли братья приют. Царь Фтии Эвритион отдал Пелею в жены свою дочь Антигону и треть владений в придачу.
Недолго прожил во Фтии Пелей. Во время печально знаменитой Калидонской охоты Пелей случайным броском копья убил Эвритиона. Опечаленный этим несчастьем, он не стал возвращаться во Фтию и переселился в Иолк, где правил его старинный друг Акаст. Но и здесь поджидала Пелея злая судьба. Астидамия, жена Акаста, влюбилась в молодого героя и принялась склонять его позабыть дружбу с царем Иолка. С гневом отверг Пелей нечестивые предложения жены своего друга, а она в злобе оклеветала его перед мужем, обвинив в том, что он будто бы домогался ее любви.
Поверил жене Акаст и решил погубить Пелея. Однажды, во время охоты на лесистых склонах Пелиона, когда Пелей уснул, утомленный полуденным зноем, Акаст спрятал его чудесный меч — подарок богов. Никто не мог противостоять герою, когда он сражался этим мечом. Акаст был уверен, что, лишившись этого меча, Пелей непременно погибнет, растерзанный дикими кентаврами. Так бы оно и случилось, да пришел на помощь Пелею мудрый кентавр Хирон. Он помог найти этот чудесный меч, и, когда свирепые кентавры набросились на Пелея, готовые растоптать его, он легко отразил их своим чудо-мечом.
Так спасся Пелей от неминуемой гибели. Отомстил он за предательство и Акасту: с помощью Диоскуров, Кастора и Полидевка, захватил Иолк и убил Акаста и его жену.

Свадьба Пелея и Фетиды

Еще во время похода аргонавтов, участником которого был Пелей, увидел он среди белопенных волн прекрасную нереиду Фетиду, и с тех пор носил ее образ в своем сердце. Когда Гефест сообщил Пелею, что волей богов он должен стать мужем Фетиды, отправился счастливый избранник в тот грот, в котором, выплыв из глубин моря, любила отдыхать морская богиня. Спрятался Пелей в глубине этого грота и стал ждать. Долго ждал он, и вот, наконец, величественной походкой вошла в грот прекрасная дочь Нерея. Бросился на нее Пелей, обхватил могучими руками, и, как ни старалась Фетида вырваться из его объятий, принимая облик то львицы, то змеи, то воды морской, — не выпускал ее Пелей. Побеждена была Фетида, и теперь должна была стать его женой.
В обширной пещере кентавра Хирона отпраздновали боги свадьбу Пелея с Фетидой. Роскошен был свадебный пир. Все боги участвовали в нем. Сладко звучала золотая кифара Аполлона, под ее звуки пели музы о великой славе, которая будет уделом сына Пелея и богини Фетиды. Оры и хариты под пение муз и игру Аполлона водили хоровод, а вместе с ними кружилась и Гера, супруга владыки Олимпа, и вечно юная богиня любви Афродита, и любимая дочь Зевса Афина.
Богато одарили боги новобрачных. Хирон подарил Пелею свое копье, острие которого было изготовлено из железа, а древко из священного ясеня, выросшего на горе Пелион, Зевс — позолоченную колесницу, властитель морей Посейдон — четверку белогривых коней, Гефест — доспехи искусной работы.
Одна лишь богиня раздора Эрида не принимала участие в свадебном торжестве. Одиноко бродила она около пещеры Хирона, глубоко затаив в своем сердце обиду на то, что не пригласили ее на пир. И задумала она отомстить богам, возбудив распрю между ними. Взяла Эрида золотое яблоко из далеких садов гесперид и, написав на нем только одно слово — "Прекраснейшей", незримо вошла в пещеру и бросила его на пиршественный стол. Увидели боги золотое яблоко, прочли на нем надпись и заспорили: кто из богинь прекраснейшая? Самый жаркий спор затеяли три богини: Гера, Афина и Афродита. Каждая считала, что яблоко предназначено ей, ни одна из них не хотела уступить другой. Тогда обратились они к Зевсу, царю богов и людей, с просьбой вручить яблоко той, кого он считает самой прекрасной.
Отказался Зевс быть судьей. Взял он яблоко, отдал его Гермесу и повелел ему перенести богинь в окрестности Трои, на склон горы Иды. Там должен решить юный пастух Парис-Александр, кому из богинь должно принадлежать яблоко, которая из них — Прекраснейшая. Так, раздором богинь, закончился свадебный пир.

Суд Париса

Быстро понеслись Гермес и три богини на склоны Иды, где Парис пас в это время стада. Когда внезапно возникли перед ним величественные и прекрасные олимпийские боги, испугался он и бросился бежать. Но разве можно спастись бегством от быстрого, как мысль, Гермеса?
Остановил посланник богов Париса и, протягивая ему золотое яблоко, заговорил: "Возьми это яблоко, Парис. Ты видишь, перед тобой стоят три богини. Отдай яблоко той, которую ты находишь самой прекрасной. Зевс повелел тебе быть судьей в споре самых ослепительных красавиц Олимпа: Геры, Афины и Афродиты".
Тут пали покровы с божественных тел, и Парис, ослепленный неземным сиянием их красоты, закрыл ладонями глаза. "Не противься Зевсовой воли, Парис! — услышал он голос Гермеса. — Открой глаза свои и решай, кому из богинь должно принадлежать это яблоко".
Как ни боялся Парис ослепнуть, увидев нагие тела олимпийских богинь, все же отнял руки от своего лица. "Я — Гера, — сказала одна из них, — отдай яблоко мне, и ты получишь от меня в подарок власть над всей Азией и Элладой". Подошла к Парису другая и молвила: "Если отдашь яблоко мне, я сделаю тебя величайшим полководцем, и ты удивишь мир числом и блеском своих побед". А третья шепнула Парису на ухо: "Если яблоко станет моим, я подарю тебе любовь самой красивой женщины в мире".

Не долго думал юный царевич-пастух, — отдал он золотое яблоко Афродите, признав тем самым богиню любви самой прекрасной из олимпийских богинь. Гневно сверкнули глазами Гера и Афина и исчезли, затаив на Париса обиду. На своих крылатых сандалиях скрылся в небесной лазури и бог Гермес.
Афродита не спешила покинуть Париса. Положив ему руки на плечи, она сказала: "Снаряжай корабль и отправляйся в Спарту. Там, во дворце царя Менелая, ты найдешь его жену Елену. Она и есть та, которую я обещала тебе. Кто Афродита на небесах, то Елена на земле — Прекраснейшая. Тебе надо только добраться до Спарты, мне же предоставь все остальное".
Сумерки уже спустились на землю, когда Парис вернулся в свою хижину. Нимфа Энона чутким сердцем своим почувствовала, что Парис чем-то взволнован. "Скажи мне, любимый, не случилось ли чего с тобой сегодня? — спросила она Париса. — Будь со мной откровенен, и я смогу тебе помочь и советом и делом". Не хотел Парис рассказывать о том, что произошло с ним, но ее нежная настойчивость склонила его к откровенности.
Внимательно выслушала Энона рассказ Париса, долго, в задумчивости, смотрела на огонь очага и, наконец, заговорила: "Я думаю, друг мой, что все это тебе приснилось. Какой там спор на свадьбе Пелея и Фетиды? Слышала я, что свадьба эта состоялась давно, что сын Пелея уже вступает в пору мужества. Не иначе, как "полуденный демон" искушал тебя картиной соблазна. Он любит это делать! И легко было Афродите посылать тебя в заморскую Спарту! Ведь не царь ты, право, чтоб по собственной воле снаряжать корабли? Но, главное, сон твой греховен! Хотя и во сне, но ты трижды оскорбил богинь. Во-первых, ты приписал богиням несвойственное им тщеславие. Во-вторых, представил их бесчестными, — ведь они в твоем сне старались подкупить тебя посулами. И, наконец, в-третьих, ты видел их обнаженными. Такой сон оскверняет, и я не буду спокойна до тех пор, пока ты не смоешь проточной водой и не принесешь жертвы оскорбленным тобой богиням".
Грустно ответил Эноне Парис: "Ты права во всем, особенно в том, что касается корабля. Куда мне, пастуху, снарядить корабль! Придется мне забыть об этой безумной мечте". И потекла жизнь Париса и Эноны тем же порядком, только прежнего безоблачного счастья в пастушьей хижине уже не было.

Возвращение Париса

Пришел однажды к пастухам верный слуга Приама старый Агелай с тем, чтобы по приказу царя выбрать лучшего быка из стада и привести в Трою. Выбор пал на Парисова любимца, белого быка. Жаль было Парису отдавать этого красавца. "Да на что он царю?" — спросил Парис. Ответил Агелай: "Приближается двадцатая годовщина рождения погибшего царевича. Царь хочет ознаменовать ее торжественными состязаниями, и бык предназначен в награду победителю". Обрадовался Парис: есть, значит, надежда получить быка обратно, — надо только победить в состязаниях.
Отправился Парис в Трою. Место для состязаний было выбрано под стенами города, между Скейскими воротами и храмом Аполлона. Гектор, старший сын Приама, распоряжался играми, но сам участия в них не принимал. Все, кто пришел посмотреть на состязания, залюбовались юным пастухом, пригнавшем с горных пастбищ белого быка — награду победителю. А когда он попросил дозволения принять участие в соревнованиях, дружный хор одобрения прокатился по рядам присутствующих. Только Деифоб, один из сыновей царя Приама, был возмущен. "Дерзкий раб! — закричал он. — Тебе ли тягаться со свободными!" Но Гектор прервал гневную речь Деифоба словами: "Неужели царевич боится, что раб отнимет у него победу? Пусть примет этот пастух участие в состязаниях как равный среди равных!"
И вот был дан сигнал к началу игр. Надо ли говорить о том, что во всех состязаниях победил Парис? Досадно было его соперникам, что победил их простой пастух. И когда Парис заявил о своем праве на белого быка, как на заслуженную награду, не стерпел Деифоб подобной дерзости. Подбежал он к Парису и с криком: "Знай свое место, презренный раб!", ударил его по лицу. В ужасе замерли свидетели ссоры, когда Парис ответным ударом сбил с ног сына царя Приама. Десяток воинов, с обнаженными мечами, бросились на дерзкого пастуха. И принял бы смерть Парис, если бы не расположенный рядом храм Аполлона. В нем он нашел спасение, — припав к алтарю лучезарного бога, стал он по древнему обычаю неприкосновенным.
Но гнев Деифоба был столь велик, что готов он был, даже нарушив священный обычай, и в храме предать смерти того, кто дерзнул поднять руку на самого царевича. Но тут вмешался старый Агелай, с трудом убедив Деифоба передать пастуха на суд царя. Как пленника увели Париса в Пергам — троянскую крепость. "Мятежник, оскорбивший царевича, должен быть казнен!" — таково было решение Приама. Снова оказался Парис на волосок от позорной смерти, да опять вмешался Агелай. "Царь! — обратился он к Приаму. — Ты не имеешь права казнить его. Он вовсе не раб. Он — свободный. Он — царской крови. Он — твой сын Парис, которого ты считаешь умершим".
Эти слова, как удар грома, поразили царя Трои. Услышав удивительную весть, вся многочисленная царская семья — братья, сестры, сама царица Гекуба собрались во дворцовой зале, где Приам всегда вершил свой суд. Агелай рассказал про чудо с медведицей, про воспитание Париса-Идея, про подвиги Париса-Александра. Деифоб первым обнял брата, а за ним и другие братья и сестры принялись обнимать и целовать Париса, Гекуба и Приам утирали слезы счастья, и только одна из сестер, Кассандра, вместо крика радости исторгла вопль отчаяния. "Близко! Близко исполнение неумолимого рока! — кричала она. — Вижу я горящую Трою! Вижу гибель великого города! Вижу смерть отца своего и матери своей! Мертвы мои братья и сестры! Мертвы жители Трои. Смерть и огонь кругом! Он! Это он — орудие рока!"
Никто не поверил пророчеству Кассандры. Все считали ее полоумной. Так уж случилось, что прекраснейшая из дочерей Приама пленила своей красотой самого Аполлона, и он дал ей дар прорицания как награду за ее любовь. Но Кассандра не ответила богу взаимностью, и Аполлон прибавил к дару своему проклятье: "никто не будет верить пророчествам Кассандры". Так случилось и на этот раз. Все только пожали плечами. Гекуба, хотя и вспомнила свои давний сон, приснившейся ей перед рождением Париса, решила, что сын ее, внеся пламя раздора, уже был факелом для своей родины.
Так был принят Парис в свою семью. И вспомнились ему слова Эноны: "Не царевич же ты, чтобы снаряжать корабли!" Теперь он был царевичем и мечта о той, которая была Афродитой на земле, вновь овладела им. Застучали секиры в лесах Иды, а вскоре новый роскошный корабль был спущен в море.
Со времени своего возвращения в Трою не видел Парис своей нежной Эноны. Перед тем, как отправиться в путь к далекой Спарте, он пришел проститься со своей подругой. Со слезами радости бросилась Энона к Парису и воскликнула: "Александр, счастье мое, я уже считала тебя погибшим!" Но Парис сурово ответил ей: "Ты не ошиблась, Энона. Твоего Александра больше нет. Перед тобой царевич Парис. Новое имя — новая жизнь. Не поминай меня лихом. Завтра я отправляюсь в Спарту за обещанной мне земной Афродитой". Энона отстранилась от любимого своего и взглянула ему прямо в глаза глубоким-глубоким взором, полным безотрадной грусти. "Когда твой рок исполнится, вспомни, что я тебя жду", — сказала она и медленно пошла прочь.

Похищение Елены

Спартанской гаванью был город Гифий, населенный наполовину ахейцами, наполовину финикийскими торговцами. В эту гавань вошел новый, нарядный корабль, на котором Парис прибыл из далекой Трои. Оттуда, по долине реки Эврот, царевич и его свита на колесницах проследовали в Спатру. Царь Менелай с почетом принял заморских гостей: имя царя Приама успело прогреметь на всю Элладу, и ни один из ее городов не мог сравниться по богатству и блеску с Троей — ни Микены, ни Коринф, ни Афины, не говоря уже о скромной Спарте или некогда великих, а теперь лежащих в руинах Фивах. Роскошные одежды царевича и его спутников подтверждали славу о троянских богатствах: столько на них было золота, драгоценных камней и великолепных тканей.

С замиранием сердца ждал Парис появления своей царицы-мечты. Ему, при гостеприимстве Менелая, не пришлось долго ждать. Трудно было Парису прогнать неуместный румянец со своих щек, унять дрожь в голосе, когда он увидел царицу Спарты. Елена все замечала, а когда Парис стал рассказывать о блеске троянского дворца, ее спартанская жизнь показалась ей убогой и однообразной, а та любовь, целью которой было лишь продолжение рода — не единственная. Есть и другая, ведущая, может быть к гибели, но таящая в себе неисповедимого блаженства. Она была счастливой женой Менелая, счастливой матерью Гермионы — и все же другая любовь, волшебным сиянием манила ее.
Менелай же не замечал ничего. Не потому, что он был недогадлив, а потому, что сам неспособный на предательство, он не мог подозревать в предательстве других. Поэтому, когда по делам Менелай вынужден был отправиться на Крит, он по обычаю поручил своего гостя заботам жены, а охрану жены — гостю. На обоих покоились взоры Зевса, покровителя гостеприимства, и Геры, покровительницы чистых семейных уз, — чего же было опасаться спартанскому царю?
Но на Парисе и Елене покоились также и взоры Афродиты, сплетающей жизни мужчин и женщин по своим природным, а не гражданским законам. Она давно предназначила Париса и Елену друг для друга, и теперь пришла пора осуществить это намерение. При содействии старой няни Елены начались тайные свидания между влюбленными, потом разговоры о побеге, сначала внушавшие Елене ужас, а затем любопытство и сладостное ожидание. Невозможное раньше, скоро стало возможным, желанным и даже необходимым. И когда троянские гости, наконец, оставили гостеприимный дом Менелая, — была среди них и Елена.

Рать Немесиды

"Елена в Трое! Елену похитил Парис!" — эта весть пронеслась с одного конца Эллады на другой. Оскорбленный Менелай обратился за советом к Агамемнону, своему старшему брату, владыке Микен и Арголиды и первому по могуществу царю всей Эллады. Агамемнон согласился, что преступление Париса должно быть наказано. Но как? Троя могущественна! Только союз всех городов Эллады сможет сокрушить такого врага. Тут и вспомнил Менелай о клятве, которую дали друг другу женихи Елены: помогать избраннику против каждого, кто окажется его обидчиком. Надо собрать эту рать Немесиды и бросить ее на троянские стены. Одиссей был вдохновителем этой клятвы — он и должен стать первым, кого позовет труба великой войны.
Одиссей, царь Итаки, жил в счастливом браке со своей молодой супругой Пенелопой, верной женой и прекрасной хозяйкой, трудами умножая свое достояние, а ратными подвигами пределы своего царства. В положенный срок Пенелопа подарила Одиссею наследника — младенца Телемаха. Малышу не было еще и года, когда Одиссей узнал, что скоро на Итаку прибудет Агамемнон со своим советником Паламедом с тем, чтобы призвать его на войну с Троей. Нечего и говорить, что Одиссею очень не хотелось покидать свой дом и семью. Кто будет заботиться о жене и ребенке, пока продолжается этот совсем ненужный ему поход? Сколько продлится война, ведь Троя так сильна и так далека? Не оставит ли он Пенелопу вдовой и сиротой Телемаха, приняв участие в этом походе?
Обратился Одиссей к оракулу и узнал, что в случае участия в войне с троянцами ему суждено вернуться на родину на чужом корабле через двадцать лет¹². Это грозное предсказание укрепило в Одиссее решимость во что бы то ни стало уклониться от похода. И придумал он хитрость. Прибывших Агамемнона и Паламеда встретила Пенелопа и сказала, что муж ее обезумел: запряг в плуг быка и козу и пашет этой парой поле, засеивая его солью. Услышав это, пожелали Агамемнон с Паламедом посмотреть на безумного. В сопровождении Пенелопы пришли они на поле и видят: запряжены в плуг бык и коза, а Одиссей, в полном забвении, не замечает гостей, не отвечает на их вопросы и только стелет кривую борозду все дальше и дальше.
Но не только Одиссей был хитер. В достатке одарил боги хитростью и Паламеда. Взял он из рук Пенелопы маленького Телемаха и положил на землю прямо перед плугом. И рванул в сторону рукояти плуга Одиссей, чтобы не задеть ребенка. Тут сказал Паламед царю Итаки: "Вот оно, значит, каково твое безумие! Брось притворяться, Одиссей, вспомни о клятве, присоединяйся к товарищам!" Клятва, есть клятва. Пришлось Одиссею покориться. Агамемнону он с тех пор служил верно и честно, но Паламеда возненавидел, и дал себе слово, что жестоко отомстит ему, когда придет время.
Теперь ближайшей заботой было собрать остальных участников похода. Вслед за Одиссеем дали свое согласие на участие в великом походе аргосский царь Диомед, лучший в Элладе стрелок из лука Тевкр, прославленный мудростью царь Пилоса Нестор и сын его Антилох, владелец лука Геракла Филоктет, два Аякса: один - сын саламинского царя Теламона, отличавшийся великой силой и ростом, и другой - сын локридского царя Ойлея. Дал согласие свое и Протесилай, молодой фессалийский царевич, хотя ему очень не хотелось покидать родную Фессалию: он только что отпраздновал свою свадьбу с красавицей Лаодамией, дочерью Акаста иолкского. К великому ахейскому войску присоединился Патрокл, сын Менетия. Ни владений своих, ни войска у Патрокла не было, но он был другом молодого Ахилла, о доблести которого знала вся Эллада. Ахилла не связывала клятва, данная женихами Елены, он по молодости своей не был в числе ее женихов, и увлечь его на битву с троянцами могли только дружба и жажда славы.
А без Ахилла нельзя сокрушить великую Трою. Так предсказал прорицатель Калхант. Он должен был стать славнейшим из героев, которые будут сражаться под Троей. Велики будут его подвиги, но не вернется он живым с Троянской войны — погибнет, пораженный стрелой. Знала Фетида, что сулил рок ее сыну, и стремилась предотвратить грозную судьбу. Когда Ахилл был еще младенцем, она натирала его тело амброзией и держала его в огне, чтобы сделать неуязвимым¹³. Однажды ночью, когда Фетида положила младенца Ахилла в огонь, проснулся Пелей. Он ужаснулся, увидев сына объятого пламенем. С обнаженным мечом бросился Пелей на Фетиду. Испугалась она, убежала в страхе из дворца Пелея и скрылась в пучине моря в чертогах отца своего Нерея. Ахилла же отдал Пелей своему другу, кентавру Хирону.
Выкормил Хирон Ахилла мясом медведей и печенью львов. Поэтому и рос малыш не по дням, а по часам. Всего-то нескольких лет отроду он без собак настигал оленей, так легок и быстр был бег Ахилла. Не было равного Ахиллу и в умении владеть оружием, хотя и безоружным он легко справлялся и с могучими львами, и со свирепыми кабанами. Научил его также Хирон играть на сладкозвучной кифаре и петь.
Не забывала Фетида своего сына, часто выходила она из морской пучины, чтобы повидаться с сыном. Когда по всей Элладе разнеслась весть о том, что Менелай и Агамемнон собирает героев в поход против Трои, Фетида, зная какая судьба грозит ее сыну, укрыла его на острове Скиросе во дворце царя Ликомеда. Там, среди царских дочерей, одетый в женское платье, должен был дожидаться конца великой войны.
Но прорицатель Калхант открыл Менелаю убежище Ахилла. Тотчас отправились в путь Одиссей с Диомедом. Под видом купцов они прибыли на Скирос, пришли во дворец и разложили перед царевнами свои товары: роскошные ткани, драгоценные украшения, шитые золотом покрывала, а между ними положили меч, шлем, щит, панцирь и поножи. Дочери Ликомеда с восторгом рассматривали ткани и украшения, Ахилл же, стоявший между ними, смотрел только на оружие. Вдруг перед входом во дворец раздались боевые клики и зазвучали военные трубы. Это спутники Одиссея и Диомеда ударили мечами в щиты и издали военный клич. В страхе разбежались царевны, а Ахилл, схватив меч и щит, бросился навстречу мнимым врагам. Так узнали Ахилла Одиссей и Диомед. Сорвал с себя сын Фетиды женские одежды и с радостью согласился идти в поход против Трои. Пелей отдал своему сыну те доспехи, которые получил в подарок от богов на своей свадьбе с Фетидой, дал и копье, подаренное Хироном, и коней — дар Посейдона.

Лжеилион

Собираться ахейскому войску надлежало в Авлиде, беотийской гавани на Эвбейском проливе, чтобы в назначенный день на кораблях отплыть к далекой троянской земле. Но где находится Троя? Никто в войске ахейцев не знал этого точно. Знали, что надо плыть на восток, мимо Андроса и Хиоса, до азиатского берега, — где-то там, на восточном побережье Эгейского моря стоит этот ненавистный город.
Больше тысячи кораблей¹⁴ уходили к берегам Троады. Перед отплытием все вожди, все великие герои собрались под сенью векового платана у алтарей, чтобы принести жертвы богам и молить их о благополучном плавании. Вдруг из-под одного алтаря выполз змей, красный, как кровь. Извивая кольцами огромное тело, вполз он на платан почти до самой вершины. Там было гнездо с птицей и восемью птенцами. Проглотил змей и птицу, и птенцов ее, а сам превратился в камень. "Знамение! Это знамение посылают нам боги! Но как понимать его?" — закричали ахейцы. Смысл знамения открыл прорицатель Калхант: девять лет придется осаждать Трою, ибо девять птиц проглотил змей, лишь на десятый год осады падет троянская твердыня.

Полные надежды на благополучный исход предпринимаемого похода, ахейцы спустили на воду свои корабли и вышли из гавани Авлиды в голубой простор Эгейского моря к берегам далекой Азии.
Через несколько дней плавания ахейский флот подошел к азиатскому берегу. Корабли были вытащены на берег, и большой отряд отправился вглубь материка. Троя находится недалеко от морского побережья, — это ахейские вожди знали хорошо, и, уверенные в том, что они достигли троянской земли, отдали приказ опустошать окрестности. Но ветер и морские течения отнесли ахейский флот далеко к югу, к берегам Мизии, где правил сын Геракла Телеф. Он быстро собрал войско и двинулся во главе его на защиту своих владений.
И завязался кровопролитный бой. В первых рядах бился неистовый Ахилл со своим верным другом Патроклом. Только к вечеру удалось обратить в бегство войско Телефа. Наступившая ночь не дала возможность Телефу, раненному в бедро копьем Ахилла, отступить под защиту крепостных стен. А рано утром, когда ахейцы начали собирать тела своих павших в бою воинов, стало известно, что не с троянцами бились они, а с мизийцами и их царем Телефом, со своими союзниками, а не с врагами. Конечно, виной тому была Ата, с двойной силой бесчинствующая среди людей с тех пор, как Зевс сбросил ее с Олимпа. Заключили ахейцы мир с Телефом, и он обещал помогать им. Только отправиться в поход против Трои отказался, сославшись на рану, полученную им в недавнем бою.
Почтили ахейцы память погибших, и направили свои корабли на север, к Геллеспонту, где, по словам Телефа, следует искать троянскую землю. В открытом море застигла ахейский флот свирепая буря. Подобно горам, вздымались грозные волны. Словно щепки разбросала буря корабли. Долго блуждали ахейцы по морю и, наконец, вернулись в Авлиду, гавань, которую они так недавно покинули.

Незаживающая рана

Снова на берегу Авлиды раскинулся огромный военный лагерь. Но вскоре многие герои разошлись по своим домам. Покинул Авлиду царь Агамемнон, вернулся на остров Скирос Ахилл. Там он женился на дочери царя Ликомеда Деидамии. Время шло, но никто не знал, когда же ахейцы вновь выступят в поход против Трои. Агамемнон медлил. Он ждал знамения. Но боги молчали. Тогда Агамемнон обратился к прорицателю Калханту. Вот что ответил ахейскому вождю вещий старец: "Никогда ахейцам не найти и не взять Трою, если их проводником не будет Телеф, царь Мизии".
Вот тут боги и послали долгожданное знамение. В Микены, хромая, вошел какой-то нищий. Узнав, что во дворце одна царица Клитемнестра, он проник в ее покои и, припав к ее коленям, открылся ей. Он — переодетый Телеф. Его рана оказалась незаживающей. Лучшие целители Мизии тщетно лечили эту рану, но рана болела все сильнее и боль становилась невыносимой. Тогда Телеф отправился в Дельфы и там вопросил Аполлона, как излечить ему рану. Вот какой ответ получил он от Пифии: исцелить рану может лишь тот, кто нанес ее.
"Молю тебя, царица Микен! — обратился Телеф к Клитемнестре. — Помоги найти Ахилла, который нанес мне злополучную рану. Пусть твой царственный супруг призовет его в Микены и уговорит избавить меня от мучительных болей!" Задумалась Клитемнестра и сказала: "Супруг мой капризен и своеволен. Он не станет слушать меня, но я дам тебе совет. Когда Агамемнон вернется, схвати нашего маленького сына, Ореста, и садись с ним у алтаря, заклиная царя головой его наследника, чтобы просьба твоя была исполнена".
Поступил Телеф, как советовала ему Клитемнестра. Когда Агамемнон вернулся, Телеф, стоя у жертвенника с малюткой Орестом на руках, пригрозил что убьет его сына, если царь не разыщет Ахилла и не уговорит исцелить мучительную рану. "Вот оно — знамение! — воскликнул Агамемнон. — Днем раньше я получил предсказание, гласящее, что найти и победить Трою можно, если проводником в ахейском войске будет царь Мизии Телеф. Я отправлю послов на Скирос за Ахиллом. Уверен, он прибудет в Микены, ибо, знаю, не по душе ему праздная жизнь во дворце царя Ликомеда. Я уговорю Ахилла излечить твою рану, хотя не легко будет это сделать. Но за это, Телеф, ты укажешь путь к Трое".
На Скирос были отправлены гонцы, и вскоре в Микены пришел Ахилл. Клитемнестра уговорила супруга почтить Ахилла торжественным пиром. Когда застолье было в разгаре, из женской половины дворца в сопровождении Клитемнестры в пиршественный зал вошла старшая дочь Агамемнона Ифигения, девушка неописуемой красоты. Она остановилась поодаль от гостей и, скромно опустив глаза, пропела застольный пеан в честь Зевса Спасителя. Закончив петь, она не глядя ни на кого, скромно удалилась.
Пирующие гости стали громко выражать свое восхищение красотой и скромностью Ифигении. Только Ахилл, очарованный царевной, сидел молча. Ему казалось, что сама Артемида спустилась с Олимпа к пиршественным столам. Немой восторг Ахилла не ускользнул от внимания Клитемнестры. "Тебе понравилась моя дочь? — спросила она у него. — Тебе не было бы зазорно стать зятем микенского царя? Тебе стоит только пожелать и дочь моя станет твоей женой. А выкупом за нее будет твоя маленькая услуга. Ты должен исцелить рану одного человека". Нахмурился Ахилл. "Я не лекарь, а воин, — ответил он царице. — Правда, мудрый кентавр Хирон учил меня искусству врачевания, но мне не приходилось до сей поры лечить людей". Клитемнестра склонилась к Ахиллу и тихо сказала: "Тебе и не надо быть врачом. Твое копье нанесло рану этому человеку. Его имя — Телеф, царь Мизии. Приложи острие своего копья к ране, — она тотчас затянется".
Согласился Ахилл, хотя и сомневался, что чудо исцеления произойдет. Однако, все произошло по слову Клитемнестры. Лишь только копье было приложено к кровоточащей ране, — остановилась кровь, рана начала затягиваться, потом утихла боль, и Телеф скоро забыл о мучившей его ране. В благодарность за свое исцеление он еще раз пообещал ахейцам показать морской путь к Трое и торжественно поклялся быть им верным союзником.
Теперь ничто не препятствовало новому походу союза ахейских племен против Трои.

Гнев Артемиды

По всем городам Эллады разнесся клич: "Разрушить Трою! Истребить род Приама! Вернуть Елену!" Уверенность в успехе предстоящего похода придало новое знамение. Два орла, один совсем черный, другой черный с белым хвостом, опустились на дворцовую крышу. В когтях у одного из них трепетала беременная зайчиха. Орлы тотчас же принялись безжалостно терзать ее вместе с приплодом. Многочисленные свидетели послали за Калхантом. "Что сулит это знамение? Удачу или неудачу?" Пришедший прорицатель ответил так: "Война против Трои завершиться победой ахейцев, но не без тяжелой жертвы. Орлы — это оба Атрида; беременная зайчиха — Троя; приплод — род Приама. Но все самки зверей лесных перед родами находятся под покровительством Артемиды, и благочестие велит не причинять им вреда. Орлы, презрев этот священный обычай, заслужили ненависть богини, и это знамение сулит нам ее гнев. Она покровительствует Трое. Осада Трои потребует от ахейцев небывалой жертвы. И все же, — как была растерзана орлами зайчиха, так и Троя будет повержена в прах".
"Троя будет повержена!" — с воодушевлением повторяли в Микенах слова Калханта. Но все словно забыли его предупреждение о неизбежной тяжелой жертве. Кому дано узнавать приближение богини безумия Аты, незримо шествующей по головам людей?
Местом сбора ахейского войска вновь была назначена Авлида. Как и во время первого похода сотни кораблей входили в бухту и, вытащенные на берег, выстраивались длинным черно-смоленым рядом. Наконец, когда все были в сборе, Агамемнон принес гекатомбу олимпийским богам и на следующий день назначил отплытие флота.
Но именно на следующий день благоприятный западный ветер сменился свирепым Эвром — ветром восточным. Напрасно ждали ахейцы, что ветер скоро переменится. День проходил за днем, а Эвр все не ослабевал. Скучали в бездействии воины, начались болезни, ропот поднялся в ахейском стане: "Какой бог разгневан? Как умилостивить гнев его? Не следует ли разойтись по домам и не начинать похода неугодного олимпийцам?"
Снова призвали Калханта. Прорицатель принес в жертву богам овцу, рассмотрел рисунок ее печени, затем возложил жертвенные части животного на алтарь и стал наблюдать, как черный дым от сгорающей жертвы поднимается к небесам. Чем выше поднимался дым, тем мрачнее становилось лицо Калханта. Когда жертвенный дым рассеялся, прорицатель обратился к вождю Агамемнону: "Все побережье Авлиды посвящено Артемиде, — сказал он. — Вспомни напутственное знамение в Микенах! Артемида не дает ахейскому флоту попутного ветра. Лишь тогда смилостивится богиня, когда в жертву ей принесут Ифигению, твою старшую дочь!"
Подкосились ноги вождя, упал он на прибрежный песок и закричал: "Никогда этого не будет! Никогда, никогда!" Воины молча разошлись. Они догадывались: боги условием благоприятного ветра поставили то, чего царь Агамемнон исполнить не может.
А на следующий день все тот же враждебный ветер швырял на берег Авлиды пенные волны. Артемида не собиралась усмирять свой гнев. Агамемнон мучительно размышлял: "Что делать? Распустить войско? Легко сказать, — тот же ветер, препятствующий плаванию к Трое, мешает ахейским кораблям направить свой путь к родным берегам. Заперт в Авлиде, как в западне, ахейский флот. Воины ропщут. Недалеко и до мятежа".
Смириться перед велением рока убедил Агамемнона брат Менелай. Как ни обливалось кровью родительское сердце, великий царь Микен решил: жертва Артемиде должна быть принесена. По приказу Агамемнона в Микены отправился Одиссей и глашатай Талфибий. Там они объявили царице Клитемнестре волю Агамемнона: до отправления ахейского войска в поход против Трои, Ифигения должна прибыть в Авлиду, где будет отпразднована ее свадьба с Ахиллом. Счастливая мать не пожелала отказаться от своего права присутствовать на бракосочетании дочери и самой нести перед ней свадебный факел.
А в Авлиде, в своем царском шатре, метался в отчаянии вождь ахейского войска. Неужели ему суждено потерять горячо любимую дочь, неужели сам он должен вести ее к смерти на алтаре Артемиды? Но разве можно избежать предначертанного? Разве судьба Эдипа, Алкея, Алкмеона и многих-многих других не свидетельствует о том, что рок тем вернее настигает смертного, чем упорнее смертный стремится его избежать?
Агамемнон старался казаться спокойным и веселым, когда Ифигения и Клитемнестра прибыли в Авлиду. "Когда назначена свадьба?" — первым делом спросила Ифигения своего отца. Агамемнон отвел глаза и ответил: "Завтра, дочь моя. Но прежде я должен принести жертву Артемиде, и тебе придется принять в ней участие".
Но непрочны сети обмана: старый раб Клитемнестры узнал, что не свадебные торжества готовятся на завтра, а неслыханное, — человеческое жертвоприношение, и взойти на алтарь должна Ифигения, — не свадебный гимн, а нож жреца ждет невесту Ахилла. Все, что узнал верный раб, — рассказал своей госпоже. В ужас пришла Клитемнестра. Ей предстояло потерять дочь. Она с гневом упрекала супруга за то, что он решил обречь на смерть Ифигению. Что мог ответить Агамемнон? Ведь не по собственной воле он приносит собственную дочь в жертву Артемиде. Он мог лишь сказать: "Такова воля богов".
У кого искать защиты? Бросилась Клитемнестра в шатер Ахилла, упала перед ним на колени, заклиная именем матери его, великой дочери Нерея Фетиды, спасти Ифигению. Увидел Ахилл отчаяние Клитемнестры и поклялся, что не даст никому даже коснуться Ифигении. Он быстро облачился в боевые доспехи и встал с обнаженным мечом у царского шатра.
А в ахейском стане уже разгорался мятеж. Мирмидоняне, соотечественники Ахилла, чуть не побили камнями своего вождя, когда он объявил, что не даст принести в жертву ту, которая обещана ему в супруги. Скоро все ахейское войско, с Одиссеем во главе, собрались у шатра Агамемнона. Ахилл, прикрывшись щитом, готовился до последней капли крови защищать свою невесту.
"Не миновать теперь братоубийственной битвы, — думала в эти мгновенья Ифигения. — И битва эта будет не из-за Елены, проклятой всеми ахейскими племенами, а из-за меня". С гордо поднятой головой Ифигения вышла из шатра и объявила: "Я добровольно взойду на алтарь Артемиды! Пусть вечным памятником мне будут развалины Трои! Опусти свой меч, Ахилл, не начинай междоусобной брани! Я не нуждаюсь более в твоей защите!"
Покорился воле Ифигении Ахилл, он и сам понимал, что междоусобная война — наихудшее зло, которое может постигнуть смертных. Медленно и спокойно пошла Ифигения туда, где был сооружен жертвенник в честь богини Артемиды. Слезы потекли по щекам Агамемнона, когда последний путь его дочери был пройден. Вот он — алтарь. Уже пылает священный огонь, уже совершено возлияние богине, уже вещий Калхант приготовил жертвенный нож. Чтобы не видеть смерти дочери, Агамемнон накрыл голову своим широким плащом. Сам Ахилл окропил голову жертвы священной водой и посыпал мукой. Громко воззвал Калхант к Артемиде, умоляя ее послать ахейскому войску благополучного плавания к троянским берегам и победу над врагами. Затем поднял острый жертвенный нож…
Внезапно густой мрак окутал алтарь Артемиды и тотчас рассеялся. На алтаре, обагряя его кровью, билась сраженная ножом Калханта лань. Ифигения исчезла. "Вот та жертва, которую требовала великая дочь громовержца! —воскликнул Калхант. — Радуйтесь, ахейцы, богиня сулит нам счастливое плавание и победу над Троей!"

И вправду, не была еще сожжена на жертвеннике лань, как переменился ветер, подул, наконец, попутный Зефир, и воины стали спешно собираться в далекий поход. Ликовал весь ахейский лагерь. Только Клитемнестра, сидя в царском шатре, шептала: "Свершилось… Нет больше у меня моей Ифигении… О, Агамемнон, будешь ты помнить жертвоприношение в Авлиде…"
А высоко в небе, незримо для смертных, Артемида уносила Ифигеню к северным берегам Понта Эвксинского, и говорила своей избраннице: "Пусть авлидский огонь пожирает жертвенную лань. Отныне, ты будешь мне жрицей. В моем храме, в далекой Тавриде, ты будешь служить мне и ждать, пока не исполнится твоя судьба, пока, покорный воле богов, твой брат не вернет тебя в Элладу"¹⁵.

Пир на Хрисе

День за днем попутные ветры наполняли паруса ахейских кораблей, и верно указывал им путь Телеф. Уже были видны угрюмые кряжи лемносских гор. Здесь, недалеко от Лемноса, находился небольшой пустынный остров Хриса. На нем был жертвенник, поставленный в честь покровительницы острова нимфы Хрисы. Ахейцы должны были найти этот жертвенник и принести на нем жертву нимфе, ибо было предсказано им, что падет троянская твердыня, если Хриса окажет ахейцам свое покровительство.
Жертвенник этот поставил еще Ясон, когда по пути в Колхиду причалил свой корабль к острову Хрисы. На этом жертвеннике принес жертву и великий сын Зевса Геракл, предпринявший поход против Трои¹⁶. Друг Геракла Филоктет знал, где находится этот жертвенник, и обещал отвести к нему ахейских вождей.
Но сначала надо было отдохнуть. Трудности морского пути были позади. Теперь можно дать и телу отдых, и душе развлечение. Вожди и простые воины вместе расположились на траве прибрежного луга и наполнили вином свои походные чаши. То тут, то там раздавался веселый смех, а громче всех смеялись над рассказами воина по имени Терсит. Его страстью были смешные, а чаще злые, рассказы о жизни великих героев Эллады. Товарищи часто бранили и даже били Терсита за дерзкие речи, но слушали охотно: уж очень смешно он злословил. Был Терсит лыс, косоглаз и кривоног. Наверно поэтому он безудержно хвастал своими подвигами. Послушать его, так и судьба троянского похода зависит только от его храбрости.
"Признайся, Терсит, — подзадоривали его воины, — Ахилл будет по храбрее тебя?" Терсит возмущался и, размахивая руками, доказывал: "Ахилл храбр только потому, что его мать, дочь Нерея Фетида, сделала своего сына неуязвимым. Не трудно быть храбрым, зная, что ни копье, ни меч, и стрела не могут причинить ему вреда. Да как можно говорить о храбрости Ахилла, если всем известно, что он в женском платье прятался среди дочерей Ликомеда, чтобы не идти на войну против Трои!"
"Хорошо, Терсит, — продолжали воины, — пусть ты храбрее Ахилла, зато глупее Одиссея, признайся!" Еще больше возмущался Терсит. "Я — глупее Одиссея? Совсем не умен Одиссей! Он просто хитер! А хитрость Одиссея от деда его, Автолика. А это был величайший вор и стяжатель в мире. Отцом Автолика был Гермес. Благословив воровать, он позволил Автолику сколько угодно клясться его именем, — лги и клянись, не взыщу". Про каждого знал Терсит какую-нибудь историю. До поздней ночи раздавался смех вокруг косоглазого балагура.
Только братья Атриды, Агамемнон и Менелай, не принимали участия в веселом пире. Им приходилось говорить о важных делах. Как начинать военные действия? Сначала надо, конечно отправить посольство с условиями мира. А если они не будут приняты, — осаждать Трою. Ведь Троя уже не тот маленький городок, который Геракл смог легко покорить. Широко раскинулось царство Приама. Много городов подвластно троянскому царю. Есть у Приама и сильные союзники: фригийцы в Азии, фракийцы в Европе, эфиопы в Ливии, да еще амазонки, живущие в Фемискире на Фермодонте.
"Эх, жаль, что с нами нет Геракла", — вздохнул Менелай. Вот кто был величайшим в мире героем. Был бы он с нами, — Троя сдалась бы без боя". После долгого молчания Агамемнон ответил: "Зачем говорить о несбыточном? Самим Зевсом Геракл вознесен на Олимп! Теперь среди светлых олимпийских богов он вкушает нектар и амброзию. Зато с нами Филоктет, владеющий его волшебным луком. Да, а где же Филоктет? Ведь он должен показать нам дорогу к алтарю нимфы Хрисы. Я что-то не видел его среди пирующих. Уж не нашел ли он какую-нибудь пастушку на этом острове?"

Филоктет

Угадал Агамемнон, куда исчез Филоктет. Только не простую пастушку приметил юноша, а нимфу Хрису, владычицу острова, в облике пастушки. Она тайно шепнула Филоктету, чтобы он пришел к ней на свидание в ее заповедную рощу. Забыл Филоктет, остров — уже троянская земля. Ничего никому не сказал он и пошел к близлежащей рощи. Едва вступил Филоктет под сень деревьев, как послышалось манящее тихое пение. Чем гуще становились заросли, тем громче слышалась нежная песня. Только в шелесте листвы чудился Филоктету шепот: не ходи, не ходи…
А песня звала все дальше и дальше. Наконец, словно расступилась роща. Перед Филоктетом простирался неописуемой красоты луг, посередине которого сидела знакомая пастушка. Увидев юношу, она простерла к нему руки и сказала: "Иди ко мне, мой желанный. Здесь ждет тебя любовь…"
Затрепетало сердце Филоктета. Устремился он вперед, обнял пастушку, и она обвила руками его шею, и ее медовые уста слились с его устами. Ничего не видел и не слышал опьяненный любовью Филоктет. Только вдыхал неземной аромат. "Что это? Цветы ли благоухают или тело пастушки?" — подумал Филоктет. И вдруг — адская боль пронзила его ногу. Вскрикнул Филоктет и увидел: в ногу впилась зубами большая змея, зеленая, с багровым гребнем. Стряхнул он змею со своей ноги, да поздно: с зловещим шипением скрылась она в густой траве, оставив на ноге Филоктета кровоточащие, мучительно ноющие следы своих ядовитых зубов.
Срубил Филоктет мечом своим молодое деревце, сделал из него посох и, прихрамывая, поплелся обратно. Кровавый след, сначала ярко-багровый, потом все чернее и чернее тянулся за Филоктетом. Его нога распухла, окоченела, и зловоние поднималось от уже загноившейся раны.
Когда Филоктет добрался до лагеря, зловоние стало таким нестерпимым, что сам он начал в нем задыхаться. Из-за этого зловония никто не отваживался приблизиться к несчастному юноше. Только два лекаря, сыновья Асклепия, Махаон и Подалирий, преодолев отвращение, промыли и перевязали смердящую рану.
Ночь была беспокойна. Крики и стоны Филоктета мало кому дали уснуть. На следующее утро пришлось отправляться в дальнейший путь без традиционного жертвоприношения: крики Филоктета нарушали благоговение, обязательное для молитвы и общения с богами. Плавание скоро стало настоящей пыткой. Запах смердящей раны наполнял весь корабль, и никакие морские ветры не могли его разогнать.
Когда ахейские корабли подошли к лемносскому побережью, для стоянки была выбрана отдаленная пустынная бухта. Здесь оба Атрида и Одиссей стали решать: как быть дальше с Филоктетом, общение с которым стало невозможным. Вожди нашли единственный выход.
На заре следующего дня, очнувшись после тяжелого забытья Филоктет, увидел пустынный берег. Рядом с ним лежал лук — предсмертный дар Геракла, несколько плащей и вдоволь съестных припасов. А на восточном горизонте в лучах восходящего солнца исчезали паруса последних ахейских кораблей.

Начало великой войны

У Аполлона Фимбрейского

В ахейском лагере имя Елены пользовалось громкой славой, ведь из-за этой красавицы велась война. Троянцы же ни о ком так часто не говорили, как о бесстрашном, стремительном в битве Ахилле. Понятно, что оба героя молвы пожелали увидеть друг друга.
Мать Ахилла, Фетида, часто выходила в вечернее время на троянский берег из моря, чтобы повидаться с сыном. В одну из таких встреч Ахилл поведал матери о своем желании увидеть Елену. Зная, что Ахилл и Елена предназначены друг для друга за пределами земной жизни, Фетида обещала исполнить просьбу сына.
Вне троянских стен стоял древний храм Аполлона. Называли его "фимбрейским" по названию городка, рядом с которым этот храм был расположен. Храм окружала лавровая роща с прозрачным родником. Сюда до войны часто отправлялись троянцы и в особенности троянки для совершения религиозных обрядов. К этому роднику привела Фетида Ахилла и сказала: "Жди здесь, сын мой. Елена скоро придет сюда. Афродита внушила прекрасной спартанке посетить Аполлонову рощу. Я же не буду мешать вашей встрече".
Едва Фетида покинула сына, к роднику пришла Елена, сопровождаемая только одной служанкой. Долго смотрели в глаза друг другу Ахилл и Елена, но не дрогнули сердца ни у него, ни у нее. Их лица, их тела были без изъяна. Да, видно, какой-нибудь изъян нужен сердцу для того, чтобы в нем могла расцвести земная любовь. И они расстались в восхищении друг от друга, но без любви.
Вскоре на военном совете ахейцы задумали похитить одного из сыновей царя Приама. Признанным мастером устраивать засады был Одиссей. Ахилл, напротив, отвергал засады и прочие военные хитрости. Он предпочитал открытый бой, в котором не хитрость, а доблесть приносит победу. Долго убеждал Одиссей Ахилла, что ошибается тот, кто думает, будто в засаде можно обойтись без доблести: в засаде одному или немногим приходится иметь дело со многими, идти на неминуемую смерть в случае неудачи.
Военный совет уже заканчивался, когда Ахилл сказал: "Я соглашаюсь, что засада требует мужества, я соглашаюсь, что засада бывает необходимой. Я знаю место, которое часто посещают троянцы из царской семьи. Это храм Аполлона Фимбрейского. Но я ставлю условие: в засаду я пойду один". Вожди согласились, и с наступлением сумерек Ахилл, взяв с собой копье и щит, пошел по уже знакомой тропе вдоль русла Скамандра к священной роще Аполлона.
Было уже совсем темно, когда он достиг рощи и спрятался в зарослях. Вскоре со стороны города, в призрачном свете молодой луны, показались две колесницы, сопровождаемые вооруженным отрядом. Ахилл приготовил свое копье, а в памяти всплыло недавнее свидание, прекрасная женщина, пришедшая той же дорогой.
С колесницы сошли двое. Но что это? Опять он видит в лунном свете прекрасную женщину, только с кувшином на голове. Другой — точно царевич — на его голове блестит тонкий золотой обруч. Пора! На всю рощу раздался могучий раскатистый голос Ахилла, и копье его, посланное твердой рукой вонзилось в грудь царевича. Отряд, сопровождавший колесницу, бросился в бегство. Ахилл не стал преследовать его. Он подошел к убитому и увидел: над мертвым телом стоит на коленях совсем юная девушка и заливаясь слезами повторяет: "Трой! Брат мой! Трой мой!" Видит Ахилл, что с пробитой грудью лежит на земле нежный златокудрый мальчик. Может ли быть такое? Копьем Хирона он убил ребенка? И кто эта девушка? Как она прекрасна в своей печали! Здесь не так давно стояла Елена, недосягаемая в своей красоте. Но эта убитая горем девушка показалась Ахиллу во сто крат прекраснее Елены.
"Кто ты? — спросил Ахилл девушку. — Не бойся меня. Скажи, чем я могу осушить твои слезы?" Сквозь рыдания ответила девушка: "Я — Поликсена, дочь царя Приама. Я служительница Аполлона. Я со своим братом пришла к храму лучезарного бога, чтобы вознести ему молитву. А ты! Ты — убил ребенка! Убей же и меня! Я в твоей власти!" Запоздалое раскаяние содеянным разрывало сердце Ахилла. "Не ты в моей, а я в твоей власти, — сказал он, — я готов чем угодно искупить свой невольный грех. Повелевай мне, я сделаю все, что ты мне прикажешь!" Лишь об одном попросила Поликсена Ахилла: отпустить ее в Трою с телом брата, чтобы, оплакав его, предать со всеми почестями погребальному костру.
Ахилл помог уложить тело Троя на колесницу и побрел назад в ахейский лагерь. Два образа неотступно стояли перед его глазами, убитый ребенок и его безутешная сестра. Как бы любил он Поликсену, может и она бы полюбила его. Но кровь ее брата навсегда развела в стороны их судьбы.
Ахейские вожди, узнав о случившемся, стали упрекать Ахилла. Особенно недоволен был Одиссей. "Если это не измена, то нечто очень близкое к предательству! — говорил он. — Как можно было отпустить дочь Приама! И ее саму и труп ее брата надо было притащить на веревке в лагерь!" Услышав эти слова, Ахилл схватился за оружие, но его остановил Паламед. "Ахилл и измена несовместимы! Он поступил благородно! — заявил он громко. — А тебе, Одиссей, я вот что скажу: ты умен, но жесток, и было бы лучше, если бы боги дали тебе поменьше ума и побольше доброты в сердце".
Жгучей, непримиримой ненавистью вспыхнули глаза Одиссея. Он видел в Паламеде своего главного разрушителя счастья всей своей жизни, как мужа, как отца и царя. Не забыл Одиссей, как разоблачил Паламед его притворное сумасшествие перед троянским походом. В том, что ему, Одиссею, придется пережить долгих двадцать лет разлуки с домом, с женой, сыном — виноват Паламед. И царь Итаки решил, не откладывая, исполнить ту месть, которую он давно готовил Паламеду.

Паламед

Была у Одиссея еще одна причина ненавидеть Паламеда: чтили ахейцы Паламеда, слушали его разумные советы. Знал Паламед целебные травы, заживляющие раны и изгоняющие болезни. Один из немногих, он умел читать и писать, предложил разжигать на берегу маячные огни, чтобы знали ахейские кормчие, куда направлять в ночной темноте корабли, и где стерегут их подводные скалы. Ахейские воины часто спорили: кто мудрее — Паламед или Одиссей? И чаша весов в этом споре почти всегда склонялась в пользу Паламеда.
И вот пришел час Одиссеевой мести. Уже не первый год шла война, а конца ей все не было видно. Паламед стал уговаривать ахейцев закончить войну и вернуться на родину. Этим и воспользовался Одиссей. Он закопал в шатре Паламеда кувшин с золотом и стал убеждать всех, что недаром Паламед советует прекратить осаду Трои, и советы эти он дает лишь потому, что подкуплен Приамом. Многие поверили клевете Одиссея, ведь если бы вожди послушались советов Паламеда, то простые воины лишились бы богатой добычи, которую они надеялись взять в павшей Трое.
Все больше ахейцев верило в измену Паламеда, и тогда Одиссей написал письмо от имени Приама к Паламеду. В этом письме сообщалось о золоте, которое Приам передает Паламеду в уплату за то, что он уговорит ахейцев снять осаду. Письмо заканчивалось словами: "Сообщи также, когда ты, согласно нашему уговору, намерен поджечь ахейские корабли". Это письмо Одиссей передал пленному фригийцу и велел отнести его Приаму. Как только фригиец вышел из ахейского лагеря, слуги Одиссея убили его, а письмо принесли своему господину. С этим письмом Одиссей поспешил к Агамемнону.
Прочитал Агамемнон письмо, задумался и сказал: " Это серьезная улика, но именно поэтому она требует проверки. Что если письмо нарочно написано Приамом, чтобы вызвать распрю в нашем войске?" Одиссей хладнокровно ответил: "Я тоже об этом думал. И поэтому мы должны убедиться, что здесь правда, а что ложь. Предлагаю в отсутствие Паламеда обыскать его шатер. Если мы найдем золото, о котором идет речь в письме, то других доказательств можно не искать. Если золото найдено не будет, пусть это письмо останется тайной, известной только нам".
Так и решили. Как только Паламед отлучился из лагеря, в его шатер вошли Агамемнон, Менелай, Одиссей и пилосский царь Нестор, мудрый старик, славившейся своей справедливостью. Под ложем, на котором спал Паламед, земля была недавно вскопана. Здесь и был, на небольшой глубине, найден кувшин с золотом. Паламед — изменник, кувшин с золотом — доказательство.
Когда Паламед вернулся в лагерь, и ему объявили о найденных свидетельствах его измены, он сразу счел себя погибшим. Уже закованный в цепи Паламед успел шепнуть своему младшему брату Ойаку: "Я — не виновен. Все это — козни Одиссея. Твоя жизнь тоже в опасности. Беги на Эвбею, к отцу нашему Навплию. Скажи ему, что я погибаю безвинно. Спеши. Меня ты все равно не спасешь, а себя погубишь".
Суд над Паламедом был скорый. Обвинительную речь произнес Одиссей. После его речи присутствующие на суде пришли в ярость. Проклятия посыпались на голову Паламеда. Когда слово дали самому обвиняемому, вожди с трудом добились тишины. Но что мог сказать Паламед, и что могло идти в сравнение с неопровержимыми уликами — перехваченным письмом и найденным золотом?
Предателю полагалась позорная казнь: его должны побить камнями. Паламеда отвели подальше от лагеря. "О, истина! Мне жаль тебя, ты умерла раньше меня", — сказал Паламед перед смертью. Даже хоронить его не пришлось: могилой стала груда камней, выросшая над бездыханным телом Паламеда, — могилой проклятья, которую путники обходили стороной, как жилище злого духа.
В то время, когда над Паламедом свершалась казнь, брат его вплавь перебрался на северный берег Геллеспонта и пошел дальше пешком через Фракию, Македонию, Фессалию, затем через Фермопилы, Фокиду, Беотию. С беотийского берега уже был виден родной остров — Эвбея.
Еще до прихода младшего сына Навплий получил известие об участи старшего. Тотчас же он снарядил корабль и отправился к берегам Трои. Корабль Навплия быстро достиг ахейского лагеря, но, как отцу предателя, сходить с корабля ему запретили, однако позволили произнести речь в защиту сына.
Послушать Навплия собрались многие. Отец казненного хотел только одного: восстановить доброе имя своего сына. Он напомнил ахейцам о заслугах Паламеда, о том, что Паламед первым помогал Агамемнону собирать воинов для великого похода. Но речь Навплия не убедила ахейцев. Отец не смог опровергнуть вину сына. И тогда проклятия посыпались из уст Навплия: против Агамемнона и Менелая, против Одиссея и Нестора, против всех ахейцев, проливших невинную кровь. Страшен был вид несчастного старика, когда он, стоя на корабельном помосте, с развевающимися на морском ветру седыми волосами простертой рукой посылал проклятья на головы всех, кто по злому умыслу или по неведению погубил невиновного.
Никто не смел прервать его гневной речи. Тягостное молчание висело над ахейским лагерем, когда корабль Навплия отошел от берега и, развернув парус, направил свой бег на запад, к берегам Эллады. Устремив глаза к далекому горизонту, Навплий повторял, как заклинание: "Если еще осталась в этом мире справедливость, я доживу до того дня, когда Эринии отдадут в мои руки все ахейскую рать".

Гнев Ахилла

Прошли девять лет тягостной осадной войны. Уже давно были захвачены подвластные Приаму города. Уже у всех ахейцев было вдоволь военной добычи: золота, пленниц. Но вожди, Агамемнон и Менелай, и не помышляли возвращаться на родину, ведь главная цель войны — возвращение беглянки Елены — еще не была достигнута.
Все дальше и дальше от стен Трои уходили ахейские отряды вглубь троянской земли. Особенно удачным был набег на фригийский город Лирнесс. В числе плененных в этом набеге были царица-вдова Брисеида и ее родственница Астинома, дочь Хриса, жреца Аполлона²⁰. При разделе добычи Брисеида досталась Ахиллу, а Астинома — Агамемнону.
Брисеида, покорившись своей участи, внесла в походный шатер своего господина порядок и особый домашний уют, который может создать только женская рука. Ахилл единым словом не дал понять Брисеиде, что она — пленница. В шатре Ахилла Брисеида была хозяйкой. В лагере поговаривали, что после войны Брисеида станет женой Ахилла. Но сам Ахилл и не помышлял об этом. С того дня, когда у стен храма Аполлона Фембрийского он увидел дочь царя Приама, сердце его было отдано ей.
Однажды в ахейский лагерь пришел как простой проситель жрец Хрис. Он обратился к Агамемнону с мольбой вернуть ему за богатый выкуп дочь Астиному. Выслушав жреца, Агамемнон в гневе закричал: "Уходи, старик, и никогда не смей показываться здесь, у наших кораблей, иначе не спасет тебя и то, что ты жрец сребролукого бога! Я не верну тебе дочь! Она моя пленница и таковой останется".
Пришлось Хрису покинуть стан без любимой дочери. Все дальше и дальше уходил от ахейского лагеря, в котором осталась его любимая дочь. Палящие лучи полуденного солнца жгли его непокрытую голову. Лучи солнца — стрелы Аполлона. Хрис остановился и, воздев руки к небу, воскликнул: "Внемли, бог Аполлон, своему верному служителю! Отомсти ахейцам стрелами своими за моя скорбь и обиду!"
Услышал лучезарный бог старого жреца. Зазвенела тетива его лука, и одна за другой посыпались на лагерь ахейцев невидимые смертоносные стрелы. Страшный мор поразил ахейское войско, и запылали погребальные костры в стане ахейцев.
На десятый день бесчисленных внезапных смертей прорицатель Калхант открыл причину гнева богов. "Мор в нашем стане, — сказал он, — это кара Аполлона за оскорбление, нанесенное жрецу Хрису. Верните дочь отцу и принесите искупительную гекатомбу. До тех пор, пока дочь его находится в плену, мор будет свирепствовать". Услышав эти слова, Агамемнон, едва сдерживая гнев, воскликнул: "Значит у меня, вождя, отнимают пленницу? Ну, что же, я отдам ее, если так нужно, но пусть войско возместит мне ее утрату. Взамен Астиномы я своей властью я забираю у Ахилла его пленницу Брисеиду".

Народное собрание

После ссоры Агамемнона с Ахиллом прошло несколько дней. Все эти дни Агамемнон размышлял: "Что делать? Готовиться к решительной битве? Но троянское войско укрылось за неприступными стенами. Осада Трои длится уже десятый год, и только боги знают, сколько она еще может продолжаться. Бесславно вернуться на родину, так и не добившись победы? Нет! Это позор и бесчестье!.."
Так, утомленный тяжкими думами, Агамемнон заснул. В это время Зевс призвал Гипноса, бога сна, и сказал ему: "Мчись на быстрых крыльях под троянские стены. В обманчивом сне возвести Агамемнону, чтобы вел он в бой ахейских воинов, ибо отвернулись бессмертные от троянцев. Спеши! Не склонен я лгать, и коварство мне чуждо, но Агамемнон будет мною наказан пораженьем жестоким за оскорбленье, что нанес он герою Ахиллу". В образе Нестора Гипнос явился спящему ахейскому вождю и нашептал ему в уши, что Троя обречена богами на скорую гибель. Проснулся Агамемнон, но все еще слышались ему слова: "Гибель грозит теперь Трое".
Разгоралась заря, предвещая восход великого бога Гелиоса. Агамемнон призвал глашатаев и повелел им созвать всех воинов на народное собрание. Словно рои пчел, вылетающих из горных пещер, собирались ахейские воины у шатра Агамемнона. С трудом водворили тишину глашатаи, чтобы Агамемнон смог обратиться к народу.
Прежде, чем повести войско стенам Трои, Агамемнон решил испытать волю ахейцев к победе. Он начал говорить о тяготах войны, о том, что бесплодно бились ахейцы с троянцами, что не взять им, видно неприступной троянской твердыни и придется ни с чем возвращаться домой. Выслушали ахейцы речь своего вождя, и всколыхнулось все войско, словно море, когда свирепые ветры поднимают на нем высокие волны. С криками радости бросились ахейцы к своим кораблям. Земля задрожала от их топота, тучи пыли поднялись к небу, — все спешили скорее спустить на воду свои корабли.
Крики воинов донеслись до Олимпа. Гера, опасаясь, что ахейцы снимут осаду Трои и покинут троянский берег, послала в их стан Афину-Палладу. Словно буря, помчалась Афина с Олимпийских вершин и, незримой для других, предстала перед Одиссеем. "Иди, благородный сын Лаэрта, — сказала она, — прегради путь бегущим. Останови их, убеди не покидать Трои. Елена должна быть возвращена супругу. Такова воля богов".
Повинуясь голосу Афины, Одиссей взял у Агамемнона скипетр, знак верховной власти и, сбросив плащ свой, бросился к кораблям. "Остановитесь, ахейцы! — закричал он. — Если мы вернемся на родину, не покорив Трои, то позором покроем и самих себя и все племена Эллады! Неужели забыли вы то знамение, которое послал нам Зевс в Авлиде? Ведь только на десятый год осады нам суждено взять Трою! Десятый год мы сражаемся под троянскими стенами, а значит, близка наша победа!"
И смокли возбужденные крики воинов. Одно ахейское племя за другим возвращалось в лагерь. Только один злоязычный Терсит продолжал подбивать воинов прекратить бесплодную осаду. "Спешите на родину, братья ахейцы! — кричал он. — Довольно уже вожди наши получили военной добычи, много у них и невольниц, и богатых выкупов за знатных троянцев, которых берут в плен простые воины! Пусть на этом опостылевшем всем берегу остаются Агамемнон и Менелай, а Одиссей, если хочет, пусть составит им компанию!"
Тут подошел к Терситу Одиссей и ударил его скипетром по спине, да так, что багровая полоса вздулась от удара. "Не смей, глупец, говорить о царях непочтительно, — сказал одиссей Терситу. — Слушай и помни! Если я еще раз услышу твой хриплый голос, то, пусть не зовут меня больше Одиссеем, коль не сорву я с тебя всю одежду и не прогоню тебя, воющего от боли, толстой палкой вокруг ахейского лагеря".
Громко смеялись ахейские воины, глядя на задрожавшего от страха Терсита, и говорили: "Много славных дел совершил Одиссей, но это — славнейший из его подвигов!"
Вожди поспешили к своим дружинам. Агамемнон же принес жертву Зевсу. Он заклал у жертвенника тучного быка и молил владыку Олимпа дать победу ахейцам, помочь им овладеть Троей и дворцом Приама. Но не внял громовержец мольбам Агамемнона, он готовил царю Микен много неудач в этот день.

Поединок Менелая с Парисом

Когда принесена была жертва, и окончено жертвенное пиршество, вожди построили дружины в боевой порядок и повели их к стенам Трои. Земля стонала от мерного шага тысяч ахейских воинов и топота коней, запряженных в боевые колесницы²¹. Вся долина Скамандра была занята ахейскими войсками, а над долиной, внушая мужество войску ахейцев, летала Афина-Паллада.
Когда троянцы увидели, что от стана ахейцев движутся неисчислимые войска, они открыли ворота и в боевом порядке вышли навстречу противнику. Два войска сближались: троянцы — с громкими боевыми кличами, в грозном молчании — ахейцы. Впереди троянцев шел Парис. Через его плечо была перекинута шкура леопарда, за спиной — лук и колчан со стрелами, у бедра — острый меч, а в руках он держал два копья. Лишь только увидел Менелай Париса, — быстро соскочил с колесницы и, сверкая своим вооружением, вышел вперед. Полный жаждой мести, шел Менелай навстречу похитителю прекрасной Елены. И дрогнуло сердце троянского царевича, — скрылся он за рядами троянских воинов, убоявшись неминуемой смерти.
Увидев трусость, проявленную братом, шлемоблещущий Гектор стал укорять Париса. "Ты храбр лишь с виду, — сказал он ему, — лучше бы не родиться тебе, чем служить всем нам позором. Разве не слышишь ты, как смеются над тобой наши враги? Хватило у тебя смелости только на то, чтобы похитить жену Менелая на горе всей Трое".
Устыдился Парис и ответил Гектору: "Ты вправе позорить меня, брат мой! Я вступлю в поединок с Менелаем. Перед войсками сразимся мы с ним за красавицу Елену. Кто из нас победит, тот и поведет ее в дом свой как законную жену".
Гектор, услышав такой ответ, вышел на середину строя троянцев и громким голосом возвестил, что Парис предлагает решить спор за Елену единоборством. Ему ответил Менелай: "Давно пора прекратить нам кровавую распрю. Пусть в поединке погибнет тот, кому судьбой суждена гибель. Но пусть сам троянский царь принесет перед поединком клятву, что договор наш будет исполнен".
Оба войска, стоявшие друг против друга и готовые по первому сигналу броситься в смертельную схватку, ударами мечей о свои щиты выразили одобрение этому справедливому решению. Троянцы тотчас послали за царем Приамом, который вместе со своими приближенными намеревался смотреть за ходом предстоящей битвы с высокой башни Скейских ворот Трои.
Когда вестник сообщил царю о решении закончить распрю между ахейцами и троянцами поединком, Приам вместе с Антенором взошел на колесницу и выехал к войскам, длинной шеренгой выстроившимся друг против друга.
Агамемнон, Менелай и другие ахейские вожди с почетом приветствовали старого троянского царя. Были принесены жертвы, и Приам поклялся богами Олимпа, что Елена будет принадлежать тому, кто в смертельном поединке станет победителем.
Гектор и Одиссей отмерили место предстоящего поединка, а затем вложили жребий в шлем, дабы судьба определила того, кто должен первым метнуть копье в своего противника. Жребий выпал Парису.
Грозно потрясая копьями, встали друг против друга Парис и Менелай. Ярким пламенем горела в их глазах ненависть. Взмахнул Парис копьем и первым, по жребию, бросил его в Менелая. Едва успел Менелай прикрыться щитом. Согнулся наконечник копья Париса, ударившись в медь, покрывавшую щит. Менелай же не спешил нанести ответный удар. Он воззвал к Зевсу, моля его помочь отомстить своему обидчику, чтобы впредь никто не осмеливался злом платить за гостеприимство.
Но вот засвистело, рассекая воздух, тяжелое копье Менелая и пробило и насквозь щит Париса. Да, видно, не суждено было погибнуть Парису, — только с ног сбил троянского царевича этот удар. Тогда Менелай выхватил меч и ударил им по шлему поверженного на землю Париса. Но меч его разлетелся на четыре части, а Менелай, бросившись на лежащего Париса, схватил его за гребень шлема и потащил по земле к рядам ахейцев.

Неминуема смерть нависла над Парисом. Но на помощь своему любимцу пришла Афродита. Темным облаком покрыла она Париса и перенесла его в Трою, — лишь шлем остался в руках Менелая. Напрасно искал Менелай Париса. Никто не видел, куда он исчез. И тогда ахейский глашатай возвестил слова Агамемнона: "Слушайте троянцы! Вы видели победу Менелая! Пусть царь ваш, согласно клятве им же данной, возвратит Менелаю Елену и уплатит в знак покорности дань!"
Но без ответа остался Агамемнон: не суждено было окончить Троянскую войну поединком Менелая с Парисом.

Битва народов

Не знали ахейцы, что на помощь осажденной Трое подошли ее союзники: амазонки с берегов Фермодонта, предводительствуемые царицей Пентесилеей. Не забыли женщины-воительницы своей осады Афин и бедственной утраты пояса Ипполиты. Хотя с того времени уже два поколения успело сойти в царство Аида, захотелось амазонкам вновь помериться силами с героями Эллады и, главное, — отмстить за Ипполиту.
А еще на помощь троянцам пришли эфиопы, жившие на море, называемом "Чермным"²², за то, что его воды окрашивает утренняя заря в багровый цвет. Эту рать привел Мемнон, сын Эос, который по своему отцу Титону приходился родственником троянском царю²³.
Понадеялись троянцы, что силы их превосходят силы ахейцев и, нарушая клятву, данную Приамом, бросились в битву. Первую стрелу в этой битве народов выпустил троянец Пандар. Эта стрела поразила Менелая, нанеся ему неглубокую рану. Но эта пролившаяся кровь стала сигналом к ожесточеннейшей битве. Так велика была ненависть сражавшихся друг к другу, что даже боги не смогли безучастно смотреть с высот Олимпа на разыгравшееся сражение, — ряды ахейцев возглавила Афина, а троянцами предводительствовал сам бог войны Арес.
Стоны умирающих смешались с победными криками. То ахейцы отступали под натиском троянцев, то троянцы теснили греков к их корабельной стоянке. Солнце уже клонилось к закату, когда силы троянцев начали иссякать. Увидел это бог Аполлон и встал на сторону троянцев. Он появился среди отступающих под защиту крепостных стен троянцев и остановил их такими словами: "Смелее вперед, воины Трои! Разве из камня груди ахейцев и из меди тела их? Смотрите, не сражается среди них великий Ахилл! Гневный сидит он в своем шатре, а без него не одержат победы ахейцы!"
Эти слова влили новые силы в жилы троянцев. Еще кровопролитнее стала битва. Много погибло героев. Стрелой Пандара был ранен Диомед, но подобно раненому льву, в котором рана лишь удесятеряет рану, еще смелее бросился ахейский герой в гущу сражения. Увидев, как неистово сражается Диомед, Пандар и троянец Эней, сын Афродиты, вместе напали на раненого Диомеда. Но Диомед, собрав все свои силы, поднял с земли огромный камень, который и два человека не смогли бы поднять и одной рукой бросил его в нападавших. Камень этот сразил Пандара насмерть, а Энею лишь повредил бедро. Упал на колени Эней и наверняка погиб, если бы не поспешила на помощь ему Афродита. Она укрыла сына своей одеждой и хотела унести с поля сражения. В ярости бросился на богиню Диомед и ранил ее своим тяжелым копьем в руку. Вскрикнула от боли Афродита, выпустила из своих объятий Энея, но Аполлон покрыл его черным облаком. Диомед же грозно крикнул богине: "Скройся, дочь Зевса! Покинь кровавую битву! Разве сраженья дело богини любви?" Покинула Афродита поле брани, а Диомед напал на самого Аполлона. Трижды отражал светозарный бог удары Диомеда. Когда же в четвертый раз замахнулся на бога Диомед, грозно крикнул ему Аполлон: "Опомнись, смертный! Отступи и не осмеливайся поднимать руку на богов! Никогда не будут люди равны по силам богам!" Устрашился Диомед, услышав гневный голос бога, и отступил. Аполлон перенес Энея в свой храм в Трое, где Артемида исцелила его. Раненая Диомедом Афродита вознеслась на Олимп, и там припала со слезами к коленям матери своей Дионе²⁴, жалуясь на то, что получила рану от смертного человека. Диона отерла рану своей одеждой и рана сразу затянулась. Зевс же сурово сказал Афродите: "Не дело твое кровавые битвы. Ты ведаешь любовью и браком, —оставь сражения Аресу и Афине".
А на поле битвы Аполлон сотворил призрак Энея, вокруг которого с новой силой разгорелась беспощадная сеча. Один за другим падали воины. Впереди троянцев сражался Гектор, а рядом с ним, предавая смерти ахейских героев, бился сам бог войны Арес. Все дальше к своим кораблям отступали ахейцы. Казалось, исход сраженья предрешен. Даже сердце неустрашимого Диомеда дрогнуло, когда он увидел, что на стороне троянцев сражаются боги: и Арес, и Аполлон, и Артемида, и богиня ратного безумия Энюо. И воззвал Диомед к божественной покровительнице ахейцев: "Где же ты, Афина!? Почему оставила почитающих тебя? Почему позволила погубить столько ахейских героев? Молю тебя, укроти неистового Ареса! Ведь никто из бессмертных не умеет, как ты, повергать в тяжкую скорбь бога войны!"
Откликнулась на мольбу своего любимца Афина-воительница. Встала она рядом с Диомедом и сказала ему: "Еще отцу твоему, Тидею, я помогала в битвах. Не оставлю и тебя без своей помощи. Гляди, Арес снимает доспехи с убитого ахейца Перифанта. Бросай копье свое прямо в грудь бога опьяненного кровью. Я сама направлю твою руку. Будет знать Арес, как страдают от тяжкой раны!"
Взмахнул Диомед своим копьем и нанес рану самому богу войны. Так страшно закричал Арес от боли, словно вскрикнули разом десять тысяч воинов. И троянцы, и ахейцы содрогнулись от ужасного крика. Скрылся Арес за черным облаком, вознесся на Олимп, сел там у ног Зевса и стал жаловаться на Афину за то, что она помогла Диомеду ранить его. Грозно взглянул на сына Зевс и сказал: "Ненавистен мне ты, за твою ненасытную любовь к кровавым битвам. Если бы не был ты мне сыном, то давно бы я низверг тебя в Тартар". Прекратил свои жалобы Арес, а Зевс призвал божественного врача Паона, и тот быстро исцелил рану, нанесенную Диомедом самому богу войны.

Поединок Гектора с Аяксом

Сколько погибло героев в этой битве — не сосчитать. Вся долина Скамандра была завалена телами погибших. Решили боги, что пора прекратить сражение. Осса, вестница Зевса, передала волю богов Гелену, сыну Приама. Он с малых лет обладал даром слышать бессмертных небожителей. Разыскал Гелен брата своего Гектора в самой гуще битвы и сказал ему: "Боги не хотят больше крови. Останови битву — такова их воля".
Гектор и сам понимал: если и дальше будет продолжаться сражение, то закончится оно взаимным истреблением. "Остановитесь! — воззвал он бьющимся насмерть троянским и ахейским воинам. — Хватит безумствовать в битве! Выслушайте мое предложение!" Услышав голос Гектора, утомленные, едва стоящие на ногах воины, сели на землю. В тишине, воцарившейся на поле сражения, Гектор продолжил: "Я вызываю на единоборство любого из ахейских героев! Если я окажусь победителем, то не сорву с побежденного доспехов, не оскверню мертвое его тело! Если же я паду в поединке, то не глумитесь и над моим телом, отдайте его отцу моему — царю Приаму. И пусть до утра разойдутся войска, когда закончится поединок. А завтра вожди пусть решают — стоит ли продолжать войну".
Многие ахейские воины захотели вступить в единоборство с Гектором. Были среди них и славнейшие: Диомед, Одиссей, царь острова Крит Идоменей, Аякс — сын Теламона и Аякс — сын Оилея. Сам вождь Агамемнон готов был скрестить меч свой с мечом Гектора. Бросили ахейцы жребий, и выпал жребий на Аякса Теламонида, прозванного за свой рост Аяксом Большим.
Медленно, внимательно следя друг за другом, стали сходиться противники. Аякс прикрывался большим, окованным медью щитом. Увидел Гектор могучего, грозного Аякса, и страх проник в его сердце. Первым бросил копье свое Гектор, да, видно, не смог он вложить все свои силы в этот бросок — не пробило копье щита Аякса, лишь крепко застряло в нем. Бросок Аякса был троекратно сильнее. Пробило его тяжелое копье щит Гектора. От смерти он спасся лишь тем, что сумел отклониться в сторону, — наконечник копья только разорвал хитон на его плече. Тогда выхватили мечи противники и изрубили бы друг друга, если бы не подоспели глашатаи и не простерли между ними жезлов.
"Прекратите бой, герои! — воскликнул троянский глашатай, — все видят, что вы великие воины, вам обоим одинаково покровительствует Зевс. Близится ночь, и всем необходим отдых, а на поле битвы столько неубранных тел. Неужели мы оставим тела наших товарищей не погребенными?" Опустил меч свой Аякс и сказал: "То, что сказал глашатай, должен был сказать Гектор, ведь он вызывал на единоборство. Но я готов прекратить поединок, если Гектор того пожелает". Тотчас ответил Гектор Аяксу: "О, могучий сын Теламона, боги даровали тебе и рост великий, и силу, и разум. Ты — славнейший из ахейских героев. Закончим сейчас наш поединок. Мы еще встретимся с тобой на поле битвы. Но, прежде чем мы разойдемся, почтим друг друга даром на память о нашем единоборстве. Пусть вспоминают воины Трои и Эллады, что мы с тобой бились, пылая враждой, но разошлись примиренными".
Сказав это, Гектор снял с перевязи свой украшенный серебром меч и протянул Аяксу, а Аякс подал Гектору драгоценный пурпурный пояс. Так закончился поединок героев. Радовались троянцы, что невредимым вышел Гектор из единоборства с могучим Аяксом. Ликовали и ахейцы, славя великого воина Аякса Теламонида.
Еще до захода солнца оба войска исполнили свой последний долг перед павшими. Ахейцы свезли тела погибших к своему лагерю, а троянцы к Скейским воротам, — и запылали на огромных кострах останки тех, кто навсегда ушел в царство Аида.

Кони Реса

Наступила ночь. Весь стан ахейцев погрузился в глубокий сон, не спали лишь ночные дозоры, да царь Агамемнон. Глядя на огни костров, пылавших в стане троянцев у самых Скейских ворот, Агамемнон размышлял о том, почему там звучат свирели и слышатся веселые голоса. Уж не подошли ли к троянцам новые союзники? Может боги послали троянцам благоприятные предзнаменования? Тяжко вздыхал Агамемнон от множества печальных мыслей. Наконец ахейский вождь накинул на себя львиную шкуру и отправился к царю Пилоса Нестору, который не раз давал ему мудрые советы.
Не дремала стража, охранявшая Нестора. Сразу несколько копий уперлись в грудь Агомемнона, когда он подошел его шатру. Но, узнав вождя всего ахейского войска, стражники пропустили его к своему царю. "Что случилось, великий Агамемнон? — спросил разбуженный Нестор. Агамемнон долго молчал, а потом ответил: "Тревожит меня веселье, что царит в стане троянцев. Почему ликуют троянцы, словно они уверены в предстоящей победе. Чему они радуются? Благому знамению? Новым союзникам, подошедшим к ним под покровом ночи?"
Задумался Нестор, и предложил отправить в троянский стан лазутчиков. "Кто из ахейцев может справиться со столь опасным делом?" — спросил Агамемнон. Снова задумался Нестор, а потом ответил: "Самый смелый и самый хитрый — Диомед и Одиссей". Так и решили. Сборы Диомеда и Одиссея были не долгими. Вооружившись только мечами, они ушли в ночную темноту.
В это время троянцы тоже отправили лазутчика в ахейский лагерь, с тем, чтобы разузнал он, хорошо ли ахейцы охраняют свой стан. Идти вызвался славившийся быстротой бега троянец Долон, сын Эвмеда. Вооружился Долон, накинул на себя волчью шкуру и отправился в сторону моря, намереваясь пробраться к самым ахейским кораблям. Когда Долон, крадучись и прислушиваясь к каждому шороху, уже подбирался к ахейскому лагерю, он наткнулся на затаившихся в неглубокой ложбине Одиссея и Диомеда. Ахейские герои заметили во мраке ночи тень человека, осторожно пробиравшегося к побережью, и поняли, что это троянский лазутчик.
"Стой! — крикнул Долону Диомед, — не то настигну тебя своим копьем, и не избегнешь ты смерти!" Испугался Долон, упал на землю, стал молить о пощаде, а Диомед и Одиссей, скрутив ему руки, стали расспрашивать плененного троянца, кто послал его и не пришла ли к троянцам подмога. Все рассказал Долон в надежде на пощаду: на помощь Трое пришли фракийцы во главе с царем Ресом, обладателем дивных коней и золотых доспехов, а расположились фракийцы лагерем не далеко от троянских стен, на правом берегу Скамандра. Но не пощадили Одиссей и Диомед Долона. Сняли они с него шлем и волчью шкуру, взяли оружие, и предали смерти.
Непроглядная ночь еще царила над миром, когда Одиссей и Диомед, как львы на беззащитное стадо, ринулись на спящих фракийцев. Столь неожиданным и яростным было нападение героев, что фракийцы подумали, будто все ахейское войско обрушилось на них под покровом темноты. Паника поднялась в стане: где свои, где враги? В скоротечной стычке многие фракийские воины нашли свою смерть, от руки Диомеда пал и царь Рес. А Одиссей отвязал дивных коней Реса и вывел их из лагеря. Хотел Диомед разыскать в шатре Реса золотые доспехи, о которых говорил Долон, но Эос уже открывал небесные врата, чтобы выпустить на небосклон сияющую колесницу Гелиоса. Вскочил Диомед на одного из коней Реса, Одиссей на другого, и помчались герои быстрее ветра к ахейскому стану.
Захватив по пути оружие Долона, Диомед и Одиссей благополучно вернулись в ахейский лагерь. Здесь они рассказали, как пленили Долона, как убил Диомед царя Реса, и как добыли они невиданных по красоте коней. Все ахейское войско славило Диомеда и Одиссея за их подвиг. Коней Реса привязали у шатра Диомеда, а оружие Долона отнес Одиссей на свой корабль.

Бой у кораблей

Едва озарился восток светом наступающего утра, войско троянцев двинулось к стану ахейцев. Снова лязг мечей и треск ломающихся копий, яростные крики сражающихся и стоны умирающих слились над долиной Скамандра в один леденящий кровь гул ожесточенной битвы.
Царь Агамемнон сражался в первой шеренге ахейского войска. Как сам Арес, был он неистов в этой битве. Многих знаменитых троянских воинов сразил вождь ахейцев: двух сыновей Приама — Иса и Антифа, двух сыновей Антенора — Ифидаманта и Коона. Там, где сильнее кипел бой, там бился Агамемнон. Подобно тому, как огонь пожирает лес, как падают сокрушенные бурей деревья, так сокрушал Агамемнон одного за другим героев троянских. Сколько еще троянцев приняли бы смерть от меча царя Микен? Но получил Агамемнон рану в правую руку, и покинул бранное поле.
Увидели троянцы, что остались их противники без своего вождя и воспряли духом. Словно псы на вышедшего из леса льва, набросились они на ахейцев. Из последних сил сражались раненные Диомед и Одиссей, Эрипил и Махаон. Уже не могли ни ров, ни насыпь служить ахейскому лагерю надежной защитой. Троянцы Асий и Полидамант первыми прорвались к кораблям ахейцев. Как два могучих дуба им противостояли лапифы Полипет и Леонтей. Оба Аякса воодушевляли ахейцев защищать корабли — свою последнюю надежду на спасение. Но бой шел уже у самых судов.
Медной стеной щитов преградили путь к кораблям ахейцы. Но вот запылал один из кораблей. Дрогнули ахейцы, ужас овладел их сердцами, забыли они о храбрости и обратились в бегство. Но куда они могли убежать дальше берега моря? Только молить богов о спасении им и осталось. "Вспомни, Зевс, о тех жертвах, которые приносили тебе ахейцы! Отврати гибель от почитающих тебя! Не дай троянцам победы!" — раздались мольбы ахейцев.
Услышал Зевс отчаянные крики погибающих и грянул громом с безоблачного неба. Троянцы же приняли гром за благоприятное знамение и, подобно грозному морскому валу, ринулись на ахейцев. Закипел бой у самых кораблей. Упорно бился Аякс, защищая корабельную стоянку. Рядом с Аяксом сражался его брат Тевкр, поражая стрелами троянцев. Кровь ручьем лилась вокруг кораблей. С шестом в руках перепрыгивал Аякс с корабля на корабль, отражая троянцев. Воинственным криком возбуждал он ахейских героев продолжать битву. Но онемела левая рука его от тяжести семислойного щита, сломалось копье, и последние силы покинули Аякса Теламонида.
Казалось, гибель настала для всего ахейского войска, но тут пришла к ним помощь оттуда, откуда они и не надеялись ее получить.

Подвиг Патрокла

Когда троянцы ворвались в стан ахейцев, Патрокл бросился в шатер Ахилла. "О, Ахилл! Гибнут ахейцы у своих кораблей! Ты великий воин! Неужели ты не хочешь помочь своим боевым друзьям? Пусть велика обида, нанесенная тебе Агамемноном. Но, молю тебя, забудь ее, хоть на сегодняшний день и вступи в бой. А если не хочешь помочь, то дай мне свои доспехи и отпусти со мной своих мирмидонян. Может быть примут меня троянцы за тебя и прекратят битву!"

Не ведал Патрокл, что сам он выпрашивает себе смерть.
Видел Ахилл и сам, сколь близка гибель ахейского войска. Отдал он Патроклу свои доспехи, но предупредил его: "Ты, Патрокл самый близкий мой друг. Отгони вместе с моими воинами троянцев от кораблей, но не приближайся к стенам Трои, когда побегут враги от ахейского стана. Помни, что подстерегает тебя гибель у Скейских ворот. Спеши! Я вижу, что пламя бушует среди кораблей! Я сам построю своих мирмидонян".
Одел Патрокл доспехи Ахилла, только копье не взвел. Этим копьем мог сражаться только Ахилл — так тяжело оно было. Запряг в колесницу Ахилла коней возничий Автомедонт, — и вихрем помчался Патрокл в самую гущу боя, а за ним ринулся в битву отряд мирмидонян. Увидели троянцы Патрокла в доспехах Ахилла и подумали, что сам Ахилл, забыв о вражде с Агамемноном, спешит на помощь ахейцам.
Дрогнули троянцы, отступили сначала от кораблей, а потом и вовсе побежали прочь от ахейского лагеря. Пыль поднялась над полем от ног бегущих троянских воинов. Призывая преследовать отступающего врага, погнал Патрокл колесницу ко рву, окружавшему стан ахейцев. Перескочили кони, как птицы, ров и помчались за отступающим противником.
Лишь о бегстве помышляли троянцы, и только один царь ликийцев Сарпедон, союзник Трои, осмелился вступить в поединок с ахейским героем. Первым метнул копье Патрокл и поразил Сарпедона прямо в грудь. Предсмертный стон вырвался из холодеющих уст ликийского царя, и отлетела душа его в царство Аида. А Патрокл бился с троянцами уже у самых городских стен.
Скейские ворота Трои были открыты. Толпы троянских воинов, теснясь, спешили укрыться за крепостными стенами. Трижды пытался Патрокл ворваться в город на плечах отступающих в панике троянцев. Когда же в четвертый раз попытался он ворваться в Скейские ворота, услышал вдруг над собой грозный голос: "Остановись, Патрокл! Это говорю я, Аполлон! Не тебе суждено покорить великую Трою!"
Отступил Патрокл, устрашась слов далеко разящего своими стрелами бога. Здесь у Скейских ворот столкнулись колесницы Патрокла и Гектора. Сломались от удара оси колесниц, перепуталась упряжь, погиб от удара о землю возничий Гектора Кебрион, а Патрокл и Гектор вступили в жестокую схватку. Кто знает, чем бы закончился их поединок, если бы не был Аполлон покровителем Гектора. Встал Аполлон за спиной Патрокла и нанес ему сокрушительный удар в голову. Покатился по земле шлем, еще недавно сиявший на челе Ахилла, сломалось в руках Патрокла копье и рассыпался щит его. Еще мгновенье — и троянец Эвфорб ударил безоружного Патрокла копьем в спину. Но крепко сидела жизнь в теле Патрокла. Раненный, стал он отступать к рядам ахейцев, но мойра Атропос уже перерезала золотыми ножницами нить судьбы героя. Гектор, как лев, набросился на истекающего кровью Патрокла и нанес ему смертельный удар.
Возликовал сын Приама, увидев умирающего врага, а Патрокл, собрав последние силы сказал своему противнику: "Не ты, Гектор, победил меня, а бог Аполлон. Запомни слова мои: не долго тебе осталось жить, близко-близко стоит от тебя смерть твоя. Неумолимый рок сулит тебе пасть от руки Ахилла". Сказав это, умер Патрокл, и унес Танатос бестелесную тень его в царство мертвых. Уже с мертвого Патрокла Гектор сорвал золотые доспехи и крикнул его бездыханному телу: "Зачем предвещаешь ты смерть мне, Патрокл? Может Ахилл, сраженный моим копьем, раньше расстанется с жизнью!"
Все это видел с высот Олимпа Зевс-громовержец. Сурово сошлись брови великого бога и произнес он роковые для Гектора слова: "Пусть, не ведая судьбы, радуется Гектор своей победе и покровительству Аполлона. Не увидит больше Андромаха своего любимого мужа!"
С великим трудом пробились ахейцы туда, где пал доблестный Патрокл. Менелай поднял мертвое тело и понес к ахейскому стану, а могучий Аякс прикрывал его своим семикожным, покрытым медью щитом.

Месть Ахилла

Ожидал Ахилл, стоя у своего шатра, друга с победой, а принесли ему весть о гибели Патрокла. Горе застлало его глаза, жажда мести зажглась в сердце. Призвал Ахилл свою мать Фетиду, и предстала она перед своим сыном.
"Моя божественная мать, — обратился к Фетиде Ахилл, — потерял я Патрокла. Им дорожил я, как собственной жизнью. Убил его Гектор, и похитил доспехи, которые подарили боги отцу моему Пелею. Не хочу я жить среди людей, если не смогу сразить копьем своим Гектора, если не заплатит он мне жизнью за смерть Патрокла". С плачем обняла Фетида своего единственного сына и воскликнула: "Но ведь и ты должен, по воле рока, умереть вслед за Гектором!"
Так ответил матери Ахилл: "Никто не избежит смерти, не избежал ее великий Геракл, хотя и любил его Зевс-громовержец. Не боюсь я смерти, но боюсь бесчестия. Пусть погибнет вражда, она и мудрых ввергает в безумие. Забуду я гнев против Агамемнона и опять выйду на бой, чтобы убить Гектора. Я готов принять смерть, но прежде я отомщу за гибель Патрокла". Поняла Фетида, что не сможет она удержать сына от роковой для него битвы. Об одном лишь попросила Ахилла: чтобы не вступал он в бой до тех пор, пока не изготовит ему Гефест новых доспехов.
Повелела Гера солнечному титану Гелиосу раньше времени опуститься в воды Океана. Наступила непроглядная ночь, но не спал стан ахейцев. Все ахейские воины оплакивали гибель Патрокла. "Боги, боги! — восклицал Ахилл над телом погибшего друга, — зачем я обещал, что вернусь на родину вместе с Патроклом?"
Рано утром, едва занялась заря, принесла Фетида сыну невиданной красоты доспехи, изготовленные всего за одну ночь богом Гефестом: щит, украшенный дивными изображениями²⁵, сверкающую позолотой броню, шлем с высоким гребнем и поножи из олова. Засверкали глаза Ахилла, когда увидел он эти чудо-доспехи. Поспешил он облачиться в них и приказал запрягать свою боевую колесницу.
Перед тем, как ринуться в бой, Ахилл обратился к своим коням: "Ксанф-быстроногий и ты, Балий-неутомимый, дети божественной Подарги! Вынесите меня живым из битвы, не бросайте, как Патрокла, мертвым на поле сраженья!" Вдруг конь Ксанф, обретя по воле Геры человеческий голос сказал: "Сегодня, великий Ахилл, мы вынесем тебя живым из битвы, но близок твой последний день. Не наша вина, что погиб Патрокл. Его сразил Аполлон-стреловержец. Он даровал победу Гектору. И для тебя он скоро приготовит стрелу".
Гневно воскликнул Ахилл: "Что ты пророчишь мне смерть, Ксанф! Я сам знаю, что суждено мне погибнуть под Троей, но прежде я напою троянскоую землю кровью Гектора!" И помчалась колесница Ахилла в жестокую битву. За все десять лет осады Трои не было битвы страшнее этой. Заколебались горы, море вспенилось от звона мечей, от грохота тысяч столкнувшихся щитов, от ржания коней, от яростных воинских криков.
Вихрем носился по полю битвы Ахилл, поражая врагов. Многие пали от его губительного копья, многие нашли свою смерть под копытами его коней. Обратились в бегство троянцы, ища спасения от неистового Ахилла в водах реки Скамандр. Заходили по реке волны от бросившихся в нее троянцев. Но и здесь настигал их меч Ахилла. Грозил троянцам Ахилл, что не спасут их воды Скамандра от его гнева, что перебьет он их всех за гибель Патрокла.
Цвет троянского войска погибал в речных водах. Кровью окрасились вода Скамандра. И тут Ксанф, бог Скамандра, вышел из речного омута, где он обитал, и взмолился: "Ахилл! Не убивай троянцев в водах моих! Тела убитых тобой преградили мне путь к морю!" Засмеялся Ахилл и ответил: "Перестану я бить троянцев тогда, когда из всех троянцев останется в живых только Гектор. Он то и будет последним убитым мною троянцем!"
Вспенились воды Скамандра и с грозным ревом стали выносить на берег тела убитых. Набежавшая вдруг волна сбила Ахилла с ног, едва успел он ухватиться рукой за высокий платан, одиноко росший на берегу. Но и платан упал, подмытый Скамандром. Новый вал накрыл Ахилла с головой, грозя потопить героя. Илистое дно реки уходило из-под ног Ахилла, и тогда воскликнул могучий сын Пелея, обратив взор свой к небу: "Зевс-громовержец! Неужели я, которому было суждено погибнуть с честью под Троей, приму бесславную смерть, словно молодой свинопас утонувший в ручье, пытаясь перейти его вброд?"
Лишь только промолвил эти слова Ахилл, как явились перед ним Афина и Посейдон. Боги протянули руки сыну Пелея и помогли выбраться ему на берег. Но не успокоился Скамандр. Призвал он на помощь своего брата Симоиса, и еще выше поднялся покрытый тиной водяной вал, увлекая на глубину Ахилла. Да разве может кто-нибудь изменить предначертанного? У Ахилла была иная судьба. Сын Зевса Гефест пришел на помощь Ахиллу. От его божественного огня запылали деревья, росшие по берегам Скамандра, вспыхнул тростник, остановилось теченье реки и загорелась сама вода. Громко воззвал к Гефесту Скамандр: "О, Гефест! Погаси свой огонь, я никогда больше не буду помогать троянцам!"
Угас огонь Гефеста, а между богами разгорелась ссора. Бросились боги, покровительствующие троянцам на богов, покровительствующих ахейцам. Застонала земля под их стопами. Арес набросился на Афину, желая отомстить ей за то, что она помогала Диомеду, нанесшего недавно рану самому богу войны. С Аполлоном схватился Посейдон, против Артемиды выступила Гера. Чем бы закончилась эта ссора, — кто знает? Но, увидев с высот Олимпа ссору богов, Зевс повелел им примириться и вернуться в его чертоги.
А в это время Ахилл, уже под стенами Трои, сражался с троянцем Агенором. Погиб бы Агенор в схватке с Ахиллом, но Аполлон окружил темным облаком одного из славнейших троянских героев и помог избежать ему неминуемой гибели. Захотел Аполлон спасти и других троянцев, и, приняв образ Агенора, пустился бежать от Ахилла. Сал преследовать его Ахилл, не ведая, что преследует бога. Так спас троянцев Аполлон, дав им время укрыться за крепостными стенами. В поле остался лишь один Гектор. Словно скованный цепями рока он стоял перед Скейскими воротами в ожидании своей судьбы.

Поединок Ахиллла с Гектором

Напрасно царь Приам и царица Гекуба умоляли своего сына поскорее укрыться в крепости. Не хотел Гектор, чтобы троянцы обвиняли его в трусости. Теперь ему оставалось только одно — вступить в поединок с Ахиллом, и в этом поединке либо победить, либо погибнуть.
Ахилл, прекратив преследование Аполлона, устремился к Скейским воротам. Подобно сверкающей звезде, той, которая ярко горит на вечернем небе и сулит несчастье смертным²⁶, блистал наконечник копья Ахилла. Страх овладел Гектором, и пустился он бежать от грозного сына Пелея вокруг Трои.
Как ястреб гонится за голубем, так Ахилл бросился за обратившимся в бегство Гектором. Трижды обежал Гектор троянские стены, чувствуя за собой горячее дыхание погони. Наконец победил он свой страх и встал лицом к смертельному врагу. Медленно сходились противники, зная, что одного из них ждет неминуемая гибель. Но кого уже поджидает демон смерти Танатос? Даже Зевс не знал этого. Тогда бросил бог-громовержец на золотые весы два жребия смерти, один — Ахилла, другой — Гектора. Опустился жребий Гектора к царству Аида, и судьба сына Приама была решена.
Прежде чем начать поединок, Гектор обратился к Ахиллу: "Не буду я больше искать спасения в бегстве. Я обещаю, что не буду бесчестить твоего тела, если боги даруют мне победу. Обещай же и мне, что не станешь ты глумиться надо мной, если победителем окажешься ты". Но грозно ответил ему неистовый Ахилл: "Нет! Не проси меня ни о чем! Как невозможен договор между волками и овцами, так невозможен он и между нами!"

С этими словами бросил Ахилл копье свое в Гектора, но припал к земле сын Приама и эти избежал смертоносного удара. А копье Ахилла подхватила Афина, и быстро подала его своему любимцу. Успел Гектор подняться с земли. Ударил он своим копьем в середину щита Ахилла, да, как легкая тростинка, отскочило копье от щита, выкованного Гефестом. Ринулся Ахилл на Гектора и могучей рукой поразил его в шею.
Упал смертельно раненый Гектор. "Заклинаю тебя, Ахилл, — прошептал он, — не отдавай тела моего мирмидонским псам на растерзание. Возврати тело мое отцу и матери, за него они дадут тебе несчетный выкуп". Но ответил ему неумолимый Ахилл: "Напрасно ты умоляешь меня! Я бы сам растерзал твое тело. Никто не отгонит от твоих останков псов, хотя бы и предлагали мне за это самые богатые дары".
"Знал я, что не тронет тебя, Ахилл, моя мольба. Но страшись гнева богов. Их гнев постигнет и тебя. Сразит тебя с помощью Аполлона брат мой Парис!" — таковы были последние слова Гектора. Отлетела его бестелесная тень в царство мертвых.
Созвал, торжествуя победу, Ахилл всех ахейцев. Даже поверженный враг вызывал у них ненависть, и каждый ахейский воин пронзал тело Гектора своим копьем. Но еще более ужасное дело замыслил Ахилл. Привязал он труп за ноги к своей колеснице и погнал коней вокруг троянских стен.

Увидела Гекуба с высоты крепостной башни, как терзает Ахилл тело ее сына, стала рвать свои седые волосы. Далеко разносились ее горестные крики. На крик Гекубы прибежала Андромаха, и, увидев тело мужа, влачащегося по камням и пыли, без чувств упала на руки троянок. Отныне — она вдова, сын Астианакс — сирота, Троя — беззащитна.
Ахейцы возвратились к своим кораблям. Тело Гектора, ничем не прикрытое, было брошено у ложа, на котором лежал мертвый Патрокл. До вечера воздвигали ахейские воины погребальный костер. Ранним утром следующего дня тело Патрокла положили на костер, покрыли его своими срезанными волосами²⁷, в ногах погибшего героя были брошены трупы двенадцати троянских юношей, которых своими руками лишил жизни Ахилл. Когда погребальный костер был разожжен и в небо взметнулось высокое пламя, Ахилл, черпая двудонным кубком²⁸ вино, совершил возлияние, отдавая последнюю почесть погибшему другу.
Весь день и всю ночь полыхал исполинский костер, а когда погасли последние угли, прах Патрокла собрали в золотую урну и насыпали над ней высокий курган. В память о герое были устроены погребальные игры ²⁹. Когда они закончились, Ахилл запряг коней в свою колесницу и, привязав к ней тело Гектора, три раза объехал вокруг могильного кургана, волоча по земле останки несчастного сына Приама.

Приам у Ахилла

Уже одиннадцать дней лежало тело Гектора у шатра Ахилла. И решили боги, что месть Ахилла зашла слишком далеко. Среди троянцев Зевс любил Гектора более других. Послал владыка Олимпа Ириду, вестницу богов, во дворец Приама, с повелением: царь Трои должен отнести Ахиллу богатый выкуп за тело сына.
Принесла Ирида повеление Зевса, когда старец лежал распростертым на земле, проливая слезы о погибшем сыне. "Встань, Приам! — сказала вестница Зевса, — иди в лагерь ахейский. Обменяй тело Гектора на золото и самоцветные камни. Я и бог Гермес проводим тебя незамеченным прямо в шатер Ахилла".
Услышав слова Ириды, Приам велел запрячь колесницу и положить в нее короб с бесценными дарами. Взошел на колесницу Приам, и его возничий погнал коней к берегу моря. У ворот ахейского лагеря стояла стража, но Гермес погрузил ее в глубокий сон. Так, никем незамеченный, вошел Приам в шатер Ахилла и упал перед ним на колени. "О великий Ахилл! — взмолился Приам, — вспомни отца своего, такого же старца, как и я! Ты лишил жизни лучшего из моих сыновей! Ради него я пришел в твой шатер. Сжалься над моим горем! Прими богатый выкуп за тело Гектора. Довольно его останкам пребывать в бесчестии. Ты видишь, я целую руки твои, на которых кровь моего сына!"
Сжалился Ахилл над несчастным старцем, поднял его и сказал: "Прекрати стенания, царь Трои! Боги судили людям переносить в жизни много горя, лишь сами они, бессмертные, не знают печалей. Не лей больше слез. Я отдаю тебе тело Гектора. Подкрепись едой и питьем, пока не омоют и не оденут в подобающие царевичу одежды останки твоего сына".
Не стал Приам отказываться от угощения, не хотел он своим отказом оскорбить Ахилла. Когда тело Гектора было омыто, умащено благовонным маслом и облечено в дорогие одежды, Ахилл сказал: "Да погибнет вражда между людьми". — "От богов пусть будет она проклята и от смертных", — добавил старец Приам.
На заре скорбная колесница въехала в Скейские ворота Трои. Здесь ее ждали сотни троянцев. Впереди всех стояли Гекуба и Андромаха. Одна оплакивала сына, другая — супруга. По Гектору плакала и Елена, невольная виновница его смерти. Она никогда не слыхала от Гектора и слова укора. Теперь мертв ее единственный друг и утешитель в Трое. Девять дней готовили троянцы погребальный костер. На десятый день в дыму и пламени тень Гектора унеслась в обитель вечного мрака.

Пентесилея

После смерти Гектора тяжелые времена настали для Трои. Не было у нее более могущественного защитника. Не смели троянцы выходить за городские стены, чтобы сразиться с ахейцами в открытом бою. Не было в Трое такого героя, который мог бы помериться в поединке с Ахиллом. Казалось, наступают последние дни великого города. Только удалое воинство амазонок с далекой Фемискиры да дружины эфиопов царя Мемнона вступали в схватки с ахейцами.
Самые большие потери ахейцы несли в стычках с амазонками. Эти женщины-воины сражались верхом на небольших выносливых лошадках. В битве они не использовали ни колесниц, ни тяжелых панцирей и мечам предпочитали двулезвийные топорики, которыми действовали с изумительной ловкостью и быстротой. Но главным оружием амазонок было полное пренебрежение к смерти. В битвах амазонки видели смысл всей жизни, но и им стала надоедать эта бесконечная Троянская война. Предводительница амазонок Пентесилея решила покинуть вместе со всем своим воинством осаженную Трою, только сделать это с честью. Дальнейшее участие в войне она поставила в зависимость от исхода своего поединка с Ахиллом: победит он — амазонки беспрекословно удалятся, а если победа будет на ее стороне, — ахейцы снимут осаду и покинут троянские берега.

Мемнон

Не хотелось Ахиллу возвращаться в ахейский лагерь и продолжать кровавое дело войны. Но стало известно ему о том, что союзник троянцев, вождь эфиопов Мемнон, убил одного из самых юных ахейских воинов: не по годам отважного Антилоха, сына Нестора. Антилох, после гибели Патрокла, был самым близким другом Ахилла, и смерть его должна была быть отомщена.

Ахиллесова пята

Так лишилась Троя своих последних союзников. Даже самые непримиримые троянцы поняли, что Трою не удержать. Что оставалось делать троянскому царю? Только искать мира любой ценой. Вот и отправил Приам своих послов к ахейским вождям с таким предложением: если ахейцы снимут осаду, Елена будет возвращена Менелаю, Ахилл — лучший воин ахейцев — получит в жены царскую дочь Поликсену, и Троя выплатит ахейцам великую дань.
Согласились ахейские вожди на такие условия мира. Только размер дани вызывал споры: что значит "великая дань"? Решено было обсудить размер дани с царем Приамом в роще у храма Аполлона Фимбрейского, и там же отпраздновать помолвку Ахилла с Поликсеной. Когда ахейские вожди с небольшим отрядом пришли в заповедную рощу лучезарного бога, там их уже ждали царь Приам, его советник Антенор и другие знатные троянцы.
Обсуждать размер дани было поручено хитроумному Одиссею. Он лучше других мог вести подобные дела. Ахилла вовсе не интересовали переговоры. Взяв свою невесту за руку, он усадил ее на краю рощи, откуда открывался вид на равнину Скамандра и морское побережье. "Смотри, — сказал Ахилл Поликсене, — видишь вдали длинный ряд чернобоких кораблей? Тотчас после нашей свадьбы их спустят на воду, поднимут паруса и помчат они ахейцев к берегам родины. На одном из этих кораблей мы с тобой достигнем Фтии, где уже столько лет ждет меня отец мой Пелей. Нереиды дадут нам и попутный ветер, и спокойное море. Ведь старшая из нереид — Фетида, моя родная мать. Скоро будешь ты, Поликсена, снохой богини!"
С вниманием и любовью внимала дочь Приама словам своего жениха. Ведь с той первой трагической встречи с Ахиллом, когда здесь, в роще Аполлона, погиб от руки Ахилла ее брат Трой, Поликсена не переставала вздыхать при воспоминании о великом ахейском герое и тайно мечтать о супружестве с ним.
"Наконец-то окончится эта проклятая война, — продолжал Ахилл, — мы будем счастливы с тобой. Ведь так, Поликсена?" Не успела ответить своему жениху счастливая невеста. В рощу вдруг вбежала женщина изумительной красоты, но с безумным, блуждающим взором. "Погасите роковой факел, пока еще есть время! — кричала она. — Сон сбывается! Не верьте тишине: Аполлон держит пылающий факел! Смотрите, как пылает Троя, смотрите, рушатся ее стены! Во прахе старец отец, в неволе мать и сестры, бездыханны все жители великого города!"

Восемнадцать дней оплакивали ахейцы своего великого героя. Затем тело его предали огню, смешали его прах с прахом Патрокла и насыпали курган, который и по сей день далеко виден с моря.

Суд о доспехах

После гибели Ахилла остались его золотые, выкованные Гефестом доспехи. Фетида повелела отдать их тому, кто более других прославил свое имя под стенами Трои. Не мало было в ахейском войске героев, но не было равных Аяксу и Одиссею. Но кто из них лучший? Долго спорили ахейцы о достоинствах каждого, а потом решили бросить жребий, — пусть боги укажут достойнейшего. И здесь помогла Афина своему любимцу Одиссею. Досталась награда царю Итаки, а вместе с наградой и слава лучшего ахейского воина.

Опечалился Аякс. Вернулся в свой шатер, где ждала его пленница-хозяйка Текмесса и их общий сын — маленький Эврисак. Вспомнилась Аяксу вся его жизнь. Трудов он перенес немало. Не раз выручал товарищей своих в битвах. Так было, когда Гектор бросил вызов лучшему из воинов ахейских. Так было, когда трое ахейских вождей, изнемогая от ран, из последних сил отбивались от наседавших на них троянцев. А когда пал Патрокл, кто вынес из боя его тело? А кто под троянскими стрелами принес в лагерь тело Ахила? "Увы, — подумал Аякс, — меня призывают, когда нависает опасность, а когда дело доходит до награды, меня одаривают оскорблением".
Какая-то непреодолимая сила притягивала взор Аякса к мечу, висевшему на стойке шатра, — памятному подарку Гектора. "В крови оскорбивших меня смою я оскорбление", — так решил Аякс. Взял он меч и вышел из своего шатра с твердым намерением предать смерти всех своих обидчиков: Одиссея — первым, затем Агамемнона и Менелая, потом тех, кто подавал голос против него.
Темная ночь царила над миром. Самое время для мести! Вот удача! В ночном мраке Аякс увидел, что все его обидчики спят на голой земле у корабельной стоянки. Вот Агамемнон и Менелай, — долой головы обоим! Вот Диомед и седой Нестор, — получите то, что заслужили! А это — тебе, Одиссей! Направо и налево наносил Аякс мечом стремительные удары.
Но не вождей ахейских убил Аякс. Афина-Паллада не допустила преступления. Она поразила Аякса безумием, и принял он стадо быков за своих обидчиков. "Аякс! Аякс! Зачем ты перебил наших быков!" — закричали проснувшиеся ахейцы. "Каких быков? Что за наваждение!" — прошептал Аякс, когда разум стал возвращаться к нему. Протер глаза он и увидел окровавленную груду убитых им быков. Понял Аякс, что произошло и сказал окружившим его ахейцам: "Гнев ваш мне не страшен, — страшен гнев богов. Меня постигло безумие по воле бессмертных. Я должен смыть с себя наваждение чистой водой моря и там же похоронить этот злополучный меч, орудие моего позора. Когда я буду чист перед богами, я сам приду на суд смертных". После этих слов Аякс медленно пошел вдоль берега моря, все дальше и дальше удаляясь от корабельной стоянки.
Солнце уже опускалось в море, когда Аякса отправились искать. Искали его долго. Вдруг крик Текмессы дал понять, что она нашла своего господина. Среди чахлых прибрежных кустов лежал Аякс, а из спины его торчало острие меча, вкопанного рукоятью в морской песок. Так закончил жизнь свою бесстрашный Аякс. Новый курган, насыпанный на другом краю корабельной стоянки, у Ретейского мыса, возвещал потомкам, что честь — великое благо, и ее утрата — великое зло.

Последние дни Трои

На исходе был десятый год войны — последний, по предсказанию Калханта. Ахейцы упорно продолжали осаду Трои, но силой овладеть городом не могли. Когда смертные не знают, как им поступить, они просят совета у богов. Вещий Калхант открыл волю богов: Троя падет с помощью потомка Эака и геракловых стрел. Единственным потомком Эака был Неоптолем, сын Ахилла и Деидамии, живущий при матери на острове Скирос, а лук и стрелы Геракла находились у Филоктета, оставленного ахейцами десять лет назад на пустынном берегу острова Хрисы.
Пришлось Одиссею отправляться и за тем, и за другим. Неоптолема уговаривать не пришлось. Юный сын Ахилла сам жаждал увидеть поле славы своего отца. Одиссей отдал Неоптолему доспехи Ахилла, а Менелай обещал отдать молодому воину свою дочь Гермиону, таже похожую на мать, прекрасную Елену, как сам Неоптолем на своего отца Ахилла.
Труднее было уговорить Филоктета. Отправившись за ним, Одиссей нашел его там же, где и оставили несчастного, страдающего от ужасной раны на ноге. Десять лет жилищем Филоктета была пещера, пищей — всякая птица, которую он добывал бьющим без промаха луком Геракла. Поначалу не хотел Филоктет и слышать о том, чтобы сражаться на стороне ахейцев. Слишком велика была его обида на товарищей за то, что бросили они его умирать на чужом берегу. И все-таки удалось Одиссею уговорить Филоктета отправиться к троянскому берегу.
Вся Троя смеялась, когда в городе узнали, какое пополнение привел Одиссей: один — безбородый мальчишка, а другой — калека еле-еле передвигающий ноги. Только зря смеялись троянцы. Отрок Неоптолем был сыном героя, а калека Филоктет — владельцем чудесного лука Геракла. К тому же рана Филоктета была быстро исцелена искусной рукой врачевателя Махаона. И Неоптолем, и Филоктет вскоре стали грозою Трои.
Прибыло пополнение и к троянцам: это был молодой царь Мисии Эврипил со своим войском. Его отец Телеф, верный клятве некогда данной ахейцам, отвергал настойчивые просьбы Приама оказать помощь осажденной Трое. Но после смерти Телефа его вдова Астиоха, сестра Приама, уговорила сына забыть отцовскую клятву и спешить на помощь своему кровному родственнику.
После недолгого затишья вновь разгорелось сражение. Оно оказалось последним. От копья Неоптолема пал царь Эврипил, а вслед за ним стрела, пущенная из лука Геракла опытной рукой Филоктета, рассекла шкуру пантеры, покрывавшую грудь Париса и глубоко вонзилась в его тело.

Смерть Париса

Понял Парис, что рана его — смертельна. В вихре пронесшихся мыслей, услышал тихий и нежный голос: "Когда твой рок исполнится, вспомни, что я тебя жду". Двое троянских воинов вынесли Париса из битвы и понесли к городу. "Отнесите меня на склоны горы Иды… К ней…" — холодеющими губами прошептал Парис. Воины поняли его. Они уложили Париса на щит и понесли.
Давно забытые образы воскресали перед полузакрытыми глазами Париса: тропинка, усыпанная опавшими листьями, ручеек прыгающий с камня на камень, столетние вязы с морщинистой корой — свидетели далекого безоблачного счастья. А вот и она — поляна, на которой явились ему три богини…
Тут последние силы оставили Париса. Воины уложили его на мягкой луговой траве и один из них, Коон, пошел искать одинокую обитель нимфы Эноны. Найти Энону было нетрудно: ее выдавала полная жалобы и печали песня. "Спеши, Энона, — сказал Коон нимфе, — Парис тяжело ранен. Он здесь, рядом, и зовет тебя". Но Энона покачала головой. "Я знала когда-то Александра, — ответила она, —перед богами он был моим супругом. А Парис, муж Елены, мне неизвестен". Коон умолял нимфу не тратить драгоценного времени, спешить, пока Парис еще жив, и Энона, захватив с собой целебные снадобья, последовала за троянцем на роковую поляну.
Парис лежал с закрытыми глазами. Он был прекрасен даже с печатью смерти на лице. Энона прильнула к его груди: сердце Париса еще билось. Осторожно вынула Энона стрелу, перевязала рану и влила умирающему в рот живительного зелья. Парис глубоко вздохнул, лицо его расцвело счастливой улыбкой, бледные щеки порозовели, — Танатос отпускал свою добычу. Но что-то шепчет Парис, никак не разобрать невнятных слов. Склонилась Энона к устам Париса и услышала: "Е-ле-на…, Е-ле-на…".
Отпрянула нимфа от своего бывшего возлюбленного, разбила она сосуд с живительным зельем и молча ушла. Улыбка застыла на губах Париса, демон смерти снова вцепился в свою добычу и на этот раз не отпустил.
Зазвучал топор в предгорьях Иды. Здесь на роковой поляне, где начался тернистый путь Александра-Париса, был сложен погребальный костер. Тело Париса было положено на самом верху, и Коон факелом поджег костер. Высокий столб пламени возвестил Трое о смерти того, кто был невольным виновником великой войны.
Поздней ночью, когда костер еще пылал, женский образ в белых одеждах, трепетный, как призрак, выплыл из-за окружавших поляну деревьев, скользнул легкой поступь по траве и скрылся в погребальном огне. Все произошло быстро, словно в предутреннем сне. Только печально зашелестели листья, и в их шелесте слышалось: "Энона… Энона…"

Троянский конь

После гибели Париса троянцы совсем перестали выходить за крепостные стены. Опять началась осадная война, грозившая затянуться до бесконечности. Дошли до ахейских вождей слухи, что есть у троянцев святыня — палладий, деревянное изображение Афины, в давние времена упавшее с неба, и до тех пор, пока палладий хранится в храме богини-девы, нельзя силой овладеть Троей.
Тогда решились Одиссей и Диомед на опаснейший, смертью грозивший подвиг. Они обезобразили свои лица ударами бича и, одевшись в рубище, под видом нищих проникли в Трою, чтобы похитить священный палладий. Все троянцы видели нищих, собирающих по улицам подаяние, но никто не узнал в них лучших ахейских воинов. Одна лишь Елена узнала Одиссея, который был когда-то в числе ее женихов. Да разве могла она предать соотечественника? Никому не сказала она о том, что видела в городе ахейского героя. Поздней ночью Одиссей и Диомед проникли в святилище Афины, завернули палладий в плащ и, никем незамеченные, вернулись с троянской святыней к своим кораблям.

Так Троя лишилась божественного палладия³³, но сдаваться не собиралась.
Одиссей лучше других понимал, что только какой-то особенной хитростью можно сломить упорное сопротивление врага. Долго, в тайне от других, беседовал он с неким Эпеем, лучшим плотником в ахейском лагере. К вечеру все ахейские вожди собрались в шатре Агамемнона на военный совет. "Выслушайте меня и обсудите то, что я придумал! — обратился Одиссей к вождям, — Необходимо соорудить огромного деревянного коня, такого большого, чтобы в чреве его смогли поместиться самые искусные и смелые ахейские воины. Все же остальное войско должно сесть на корабли, отойти от троянского берега и укрыться за островом Тендос. Как только троянцы увидят, что мы покинули побережье, они подумают, что осада Трои снята. Уверен: троянцы затащат нашего деревянного коня в город. Ночью все ахейские корабли вернутся, а воины, укрывшиеся в деревянном коне, выйдут из него и откроют крепостные ворота. И тогда — штурм! Только так можно ворваться в этот ненавистный город!"

"Видите! — пронеслось по толпе троянцев, — Синон говорит правду! Кара богини настигла того, кто дерзновенно бросил копье в ее посвятительный дар! Надо скорее установить этого деревянного коня рядом с храмом Афины!"
Соорудив низкий помост на колесах, троянцы установили на него деревянного коня и повезли к городу. Огромный конь не проходил даже через самые большие Скейские ворота. Пришлось троянцам разобрать часть крепостной стены, и только после этого конь был установлен на заранее обусловленном месте.

Гибель Трои

Все население города предалось безудержному веселью. Кругом шумели пиршества, кружились хороводы, вино лилось рекой. Была уже глубокая ночь, когда изрядно захмелевшие жители города забылись глубоким сном. Если бы видели они, как со стороны Сигейского мыса, тихо, как призраки, возвращались на троянский берег корабли ахейцев. Столь же тихо с кораблей спустились отряды воинов и направились в сторону спящего города.
А в это время в брюхе деревянного коня открылся потайной люк, и на землю по веревке спустились десять отважнейших ахейских воинов. Среди них были Одиссей, Диомед и Неоптолем. Они перебили полусонную стражу и тысячи ахейцев ворвались в город. Обреченная Троя запылала со всех сторон.
Менелай бросился к дому Деифоба, где, как ему было известно, после смерти Париса жила Елена. Умер Деифоб от меча Менелая, даже не успев проснуться. Елена не стала прятаться от гнева своего покинутого супруга. Она шла к нему, подставляя под удар меча свою грудь. Взмахнул Менелай мечом, готовый отправить неверную жену в царство теней. Но так покорна стояла Елена перед лицом смерти, что отбросил меч свой Менелай, только коротко сказал: "За мной!" И Елена, склонив голову, покорно последовала за своим законным супругом.
Среди бушевавшего пламени по улицам города метались обреченные жители. Победители несли на плечах узлы с военной добычей — золотом, серебром, медью, тканями. Многие ахейцы вели пленниц. Связанные друг с другом шли Поликсена, Гекуба, Андромаха с младенцем Астианактом на руках.
Кассандра укрылась в храме Афины. Здесь, вместе с жрицей Теано³⁴, они молили богиню о спасении. Увы, Аякс локрийский, сын Оилея, опьяненный избиением троянцев, ворвался в храм и, не взирая на святость места, обесчестил Кассандру у ног божественного кумира, а затем, с безумным хохотом, выволок царскую дочь на храмовую площадь.
Мужчин не щадили. Их убивали везде: на улицах, в собственных домах, в храмах, где у алтарей богов они искали спасения. В храме Зевса нашел свою смерть старый царь Трои Приам. Его убил Неоптолем. Последними словами троянского царя были: "Не доживет до старости тот, кто старость жизни лишает".
Лишь немногим троянцам удалось спастись из горящей Трои. Избежали смерти Агенор с сыновьями, да Эней³⁵, вынесший на руках своего немощного отца Анхиса и сына-младенца Юла³⁶.
Рано утром корабельная стоянка наполнилась толпами победителей и побежденных. Одни делили добычу, другие ожидали своей участи. Глаза всех пленников были обращены на восток. Там занималась заря, но ее розовые лучи бледнели за багровым сиянием огня, пожиравшим их родной город. Далеко было видно зарево горящей Трои, так далеко, что все окрестные народы поняли: пал могущественнейший из всех городов Азии.

Прощай, берег троянский!

Троя разрушена, добыча разделена. Кассандра, как пленница, досталась Агамемнону, Андромаха³⁷ — Неоптолему, Гекуба — Одиссею³⁸. Но ахейцы не спешили покидать троянский берег. Нельзя было пускаться в обратный путь со скверной святотатства. А оно тяготело над всем ахейским войском, если правду говорили про нечестие Аякса Оилида. Кассандра — жертва кощунства, совершенного Аяксом в храме Афины, Теано — свидетельница. Но и Касанндра и Теано бывшие враги, и их показания — не улики. Совет ахейских вождей принял такое решение: если Аякс даст клятву в своей невиновности, — он будет оправдан. Аякс дал такую клятву. Его оправдали. Но клятва Аякса была клятвой лживой, безбожной, — и отныне многие несчастья поджидали ахейское войско на, казалось, недолгом пути домой.
Корабли ахейцев уже собирались поднимать паруса, когда на берег явилась тень Ахилла. Бестелесный призрак великого героя требовал человеческого жертвоприношения. Жертвой была назначена Поликсена, которая еще при жизни Ахилла была обещана ему в жены. Напрасно молила Кассандра пощадить сестру. Одиссей убедил своих соотечественников, что тень Ахилла будет довольна такой жертвой. Да и сама Поликсена готова была идти под жертвенный нож. Она знала, что это будет для нее избавлением от унизительного рабства. Не дала Поликсена прикоснуться к себе Неоптолему, который должен был вести ее на смерть. Она сама подошла к алтарю, и кровь дочери Приама обагрила жертвенник, сооруженный в честь ее бывшего жениха.
Теперь уже ни что не препятствовало возвращению. Ахейские корабли один за другим покидали троянский берег. "Прощай, берег троянский!" — раздавались с уходящих кораблей восторженные крики ахейцев. Скрылся за морским горизонтом корабль Нестора, потом Диомеда, Филоктета, Идоменея. Все они благополучно вернулись на родину. Другим же пришлось перенести много невзгод.

Наказание Аякса Оилида

Гневалась Афина на Аякса за ложную, нечестивую клятву, а еще более за святотатство, которое он совершил в храме богини. Едва корабль насильника и клятвопреступника вышел в море, сгустились черные тучи, поднялся ветер, засверкали молнии — грозное оружие Зевса. На крутой белопенной волне корабль Аякса перевернулся и пошел ко дну. Но не утонул Аякс в бурной морской стихии. Ему удалось вплавь добраться до одинокого крохотного утеса. "Спасся! — крикнул он горделиво, когда почувствовал под ногами земную твердь, — спасся против воли богов!"
Этот самонадеянный крик окончательно погубил Аякса. Разгневанный Посейдон своим трезубцем надвое разбил утес, на котором, простирая кулаки к небу, стоял Аякс, и море снова поглотило его — на этот раз навсегда. А нечестие, совершенное Аяксом Оилидом в храме Афины, до позднейших времен искупали его потомки³⁹.

Эвбейские огни

Буря, разбившая корабль Аякса, стремительно гнала ахейский флот через всю Эгеиду с востока на запад. После двух дней непрерывной борьбы со стихией во мраке сгустившихся сумерек вдруг показались маячные костры. Крики радости разнеслись с истерзанных непогодой кораблей: "Берег! Теперь мы спасены!" Налегли кормчие на рулевые весла, направляя корабли к спасительным огням. Если бы знали они, что не спасение ждет их, а неминуемая гибель!
Навплий, отец невинно загубленного неправым судом Паламеда, так и не добившись оправдания своего сына, вернулся на Эвбею. С тех пор он жил на Каферейском мысе, у самого входа в пролив, по которому и поныне следуют корабли, направляющиеся с малоазийских берегов к гаваням Аттики и Пелопонеса. Целыми днями сидел Навплий на высоком берегу, устремив взгляд в туманную морскую даль. В старческих глазах его сверкала одна мысль — месть. Он ждал возвращения ахейского флота. У подножия мыса всегда стояла наготове лодка, легкая, прочная, способная противостоять и бурному ветру, и разъяренным волнам. Все утесы, в изобилии окружавшие мыс, были увенчаны кострами, сложенными из смолистых сучьев вперемежку с хворостом и сухим вереском. Эти костры ждали только искры, чтобы запылать ярким пламенем.
Долго пришлось ждать Навплию. Но он не терял терпения и страшился только одного, как бы смерть не пришла за ним раньше, чем свершиться дело его смерти. Эринии наконец услышали его молитвы. В бурную ночь он увидел ахейские корабли, стремящиеся к эвбейскому берегу. Вместе с сыном Эсаком, он бросился в лодку, и вскоре на утесах Каферейского мыса запылали сигнальные костры.
Это и были те огни, которые увидели с ахейских кораблей. Первый корабль, устремившийся к ложному огню, наскочил на риф и раскололся пополам. Другой был выброшен на отмель и опрокинут ветром. Третий застрял между двух утесов, получил пробоину и пошел ко дну. Вскоре все ахейские погибли в пучине. Лишь немногие ахейские воины смогли добраться вплавь до берега. Но и здесь их ждала гибель. Старый Навплий с острым трезубцем поджидал на берегу жертв своего мщения. Во мраке ночной бури, в сполохах молний, с развевающимися на ветру седыми волосами, он был похож на самого Аида.
В ту страшную ночь никто не ушел от мести Навплия. Так под раскаты грома и свист бури справил отец тризну по своему безвинно казненному сыну.

Смерть Агамемнона

Корабль Агамемнона буря отнесла далеко к югу. Так боги спасли ахейского вождя от мести Навплия, ибо была Агамемнону уготовлена другая участь. Когда погода установилась, корабль Агамемнона обогнул остров Суний и вошел в тихие воды Арголического залива, а вскоре открылся и гостеприимный полукруг аргосской гавани.
В Микенах Агамемнона уже ждали — кто с радостью, а кто с ненавистью. Десять лет назад царица Клитемнестра вернулась из Авлиды в Микены, пылая жаждой мщения за свою, как она думала, умершую на алтаре Артемиды дочь Ифигению. Денно и нощно призрак Ифигении стоял перед глазами Клитемнестры. Жажду мщения в ее сердце разжигал и двоюродный брат Агамемнона Эгист. Эгист мечтал захватить микенский престол, а для этого всего-то и надо было: убить Агамемнона и жениться на Клитемнестре.
Когда Эгист узнал, что Агамемнон обзавелся в Троаде пленницей, прекрасной Кассандрой, он тотчас поделился этой новостью с Клитемнестрой, добавив при этом, что Агамемнон собирается вступить с Кассандрой в брак. Так созрел заговор против царя златообильных Микен.
Чтобы не пало на заговорщиков и тени подозрения, Агамемнону была устроена пышная встреча. Весь город собрался у царского дворца. Дворцовый порог был застелен пурпурной тканью. В низком, подобострастном поклоне склонилась Клитемнестра перед своим супругом. Агамемнон сошел с колесницы, вместе с ним сошла и Кассандра. Здесь в последний раз снизошла на нее вещая сила: она увидела секиру, занесенную над головой Агамемнона. Хотела Кассандра крикнуть: "Стой, царь Микен! Не входи под сень дворца своего!" — но промолчала. Ведь ее предсказаниям никто никогда не верил. Не поверили бы ей и в этот раз.
Торжественно, как подобает победителю и вождю народов, вошел Агамемнон в свой дворец, а за ним последовала и Кассандра. Это были последние минуты их жизни. В жарко натопленной купальне Эгист набросился на Агамемнона, а Клитемнестра насмерть поразила своего мужа одним ударом секиры. Здесь же была убита и Кассандра.
Радовался Эгист, что власть в Микенах теперь принадлежит ему, радовалась и Клитемнестра, что свершила свою давно задуманную месть. Но не суждено было им уйти от Немесиды, за их злодеяние рок сулил обоим жестокую кару⁴⁰.

Возвращение Менелая

Корабль Менелая, также был оторван бурей от остальных ахейских кораблей. Штормовой ветер занес его так далеко, что ни сам Менелай, ни его искусный кормчий Фронтис не знали, куда им держать путь. Долго скитался царь Спарты со своими спутниками по пустынному морю. Гнев Менелая на свою неверную жену давно прошел. Годы не коснулись Елены. Она была также прекрасна, и Менелай вновь оказался в плену ее красоты.
Дни сменялись днями, а их морскому странствию не видно было конца⁴¹. Наконец, судьба сжалилась над скитальцами. Переменчивые ветры отнесли корабль Менелая к берегам Египта, древнюю родину Даная, родоначальника аргосских царей.
Хотя гостеприимство и не принадлежало к исконным качествам египтян, Тоон, царь Египта, радушно принял ахейских странников. Он указал им путь, которого следовало держаться, чтобы быстрее добраться до родных берегов, а царица Полидамна подарила Елене чудесное лекарство, приготовленное из особых растений. Тот, кто принимал в вине это лекарство, забывал самое тяжелое горе.
Следуя путем, указанным царем Тооном, корабль Менелая подошел к крохотному пустынному острову Фарос, и здесь снова его застигла буря. Девятнадцать дней ждал Менелай, когда утихнет непогода. Запасы продовольствия подходили к концу. Голодная смерть уже грозила истомленным странникам. Хмурым утром двадцатого дня, под свирепыми порывами северного ветра, с тоской в душе, Менелай бесцельно бродил по острову. Вдруг видит он — среди пены разбивающихся об утесы волн идет совсем еще юная девушка. С ее синего платья стекала морская вода, а голову украшал венок из водорослей. "Кто ты? — удивленно спросил Менелай. — Уж не Амфитрита ли сама удостоила меня своим появлением?" Покачала головой незнакомка и ответила: "Нет, куда мне до супруги великого Посейдона. Я — Эйдотея. Мой отец — старец Протей из свиты повелителя морской стихии. Здесь на этом острове он пасет стада тюленей. А богиня морского песка Псамата — моя мать". Взмолился Менелай, стал просить Эйдотею, чтобы она помогла ему поскорее покинуть неприветливый остров. "Нет, — ответила Эйдотея, — я не имею власти ни над волнами, ни над ветрами. Отец мой, может, и смог бы тебе помочь. Поступи, чужеземец, по моему совету. Приведи сюда троих самых сильных и смелых воинов своих. Скоро из морской глубины выйдет на этот берег мой отец пересчитывать тюленье стадо. Ты и твои воины должны накрыться тюленьими шкурами и ждать. Как только появится на берегу мой отец, крепко хватайте его, и не отпускайте, как бы он вас не пугал. Помните, что отец мой способен принимать любой облик. Если вы не устрашитесь его ужасных обличий, — просите у него все, что вам нужно. Не будете трусами, — Протей исполнит вашу просьбу". Протянула Эйдотея Менелаю четыре тюленьи шкуры, и исчезла в пене прибоя.
Послушался Менелай совета морской девы. У самой кромки воды, вместе с тремя воинами, он лег под тюленьи шкуры и стал ждать. Правду сказала Эйдотея. Скоро в окружении многочисленного стада тюленей на берег острова вышел величественный старец. Пересчитал он тюленей, лег на песок и уснул. Тут бросились к Протею воины Менелая, прижали его сырому песку, а сам Менелай еще и связал его заранее припасенной веревкой. Да только не седого старика связал Менелай. Превратился Протей в блестящего черного дельфина, потом в кабана, потом во льва и пантеру. Но, тщетно старался вырваться он — руки воинов были сильными, а веревка крепкой. Тогда превратился Протей в воду и побежал ручейком к морю. Но и тут перехитрил его Менелай: в одно мгновение он провел пяткой борозду в мягком песке, и стал ручей обыкновенной лужей.
Наконец смирился морской старец со своей участью. Принял он свой обычный облик и спросил: "Что нужно вам от меня, чужеземцы?" Не отпуская Протея, Менелай ответил: "Боги не дают моему кораблю попутного ветра. Что мне надлежит сделать, чтобы смирили они свой гнев и дали возможность вернуться и мне, и всем моим спутникам в Элладу".
Рассмеялся Протей: "Только и всего-то! До чего же вы, смертные, глупы. Боги сами подсказывают тебе, что надо сделать. Уже много дней дует Борей — северный ветер, а кораблю твоему кораблю нужен Нот — ветер южный. Поднимай парус и возвращайся, подгоняемый Бореем в Египет. Там принеси в жертву богам гекатомбу, и они пошлют тебе ветер, который тебе нужен".
Поблагодарил Менелай морского старца, отпустил его и вернулся в Египет. Когда жертвы были принесены, подул ровный южный ветер. Он быстро домчал корабль Менелая до берегов Эллады. Дальнейшая жизнь Менелая была мирной и счастливой. Дожили супруги до глубокой старости, а когда закончился срок земной жизни царя Менелая, он был перенесен богами на Елисейские поля, где и наслаждался вечным покоем вместе с другими любимцами богов. Но Елена за ним не последовала: она была дана Менелаю только в земные супруги⁴².

Последний Эакид

Неоптолем, покидая Троянский берег, по совету Фетиды, не стал возвращаться на родину морским путем, что и спасло его и от бури и от смертельных Эвбейских огней. Вместе с вдовой Гектора Андромахой, ставшей его пленницей и мирмидонскими воинами, верно служившими его отцу Ахиллу, Неоптолем через Фракию и Македонию вернулся во дворец своего деда Пелея.
Андромаха была безучастна к своей дальнейшей судьбе. После гибели Гектора и потери сына Астианакта, которого ахейцы предали смерти, ею овладело полное равнодушие к тому, что происходило с ней и вокруг нее.
Неоптолем относился к Андромахе только как к пленнице. Хотя Андромаха и была царской крови, он и не помышлял сделать ее своей супругой, Неоптолему, как последнему из рода Эака, нужна была другая жена, род которой был бы не менее древним знаменитым, чем его собственный. Сын великого Ахилла видел своей будущей супругой только Гермиону, дочь Менелая и Елены. Она была обещана ему еще под стенами Трои. Однако Гермиона и слышать не хотела о свадьбе с Неоптолемом. Ее сердце давно принадлежало другому — Оресту, сыну Агамемнона и Клитемнестры. Но разве девушка вольна распоряжаться своей судьбой? Насильно выдали замуж Гермиону за нелюбимого.
Так стала Гермиона супругой Неоптолема, но забыть Ореста так и не смогла. Долго думала Гермиона, как ей разрушить ненавистный брак, и, наконец, нашла решение. В один из вечеров, она, как бы случайно сказала супругу: "Как можешь ты, Неоптолем, жить, не отомстив убийце своего отца?" Удивился Неоптолем. "Но ведь Парис убит!" — возразил он Гермионе. "Кто говорит о Парисе? — презрительно продолжала Гермиона, — Всем известно, что настоящим убийцей твоего отца был Аполлон!" В изумлении замер Неоптолем и спросил: "Ты хочешь, чтобы я потребовал к ответу самого бога Аполлона?" Направляясь в женскую половину дворца, Гермиона воскликнула: "Это твое дело! Но, пока ты не исполнишь своего сыновнего долга, — я тебя презираю!"
Неоптолем предался глубокому раздумью. Но чем больше он думал, тем больше ему казалось, что жена права. Долг сына отомстить за смерть своего отца — первейший долг. И отправился Неоптолем в Дельфы, в самое почитаемое по всей ойкумене святилище Аполлона. Там подошел к нему жрец и спросил: "Кто ты, чужестранец, и о чем хочешь спросить лучезарного бога?" Гордо подняв голову, Неоптолем ответил: "Иди, скажи своему богу, что сын Ахилла пришел к нему как мститель за смерть отца!"
Молча удалился жрец, укоризненно качая головой. Никогда ему еще не приходилось слышать столь дерзновенных и кощунственных слов. А тем временем слова Неоптолема успели распространиться среди всех дельфийских жрецов. "Это фессалийский разбойник, — говорили они друг другу, — пришел, чтобы разграбить сокровищницу Аполлона!"
Сотни жрецов и паломников окружили Неоптолема. Понял сын Ахилла, что жизни его приходит конец. Он бросился к алтарю Аполлона, умоляя бога о спасении, но вдруг вспомнил последние слова старца Приама, которые он произнес в гибнущей Трое у алтаря Зевса: "Не доживет до старости тот, кто отнимает жизнь у старости". Нет! Не имеет права искать спасения у алтаря тот, кто алтарь однажды осквернил. Одним прыжком бросился Неоптолем в гущу толпы и через несколько мгновений был растоптан.
Так ушел из жизни Неоптолем, сын героя Ахилла. А дед его, Пелей, узнав о гибели последнего из Эакидов, покинул Фтию, где он царствовал столько лет, и побрел на восток, к морю. Давным-давно он нашел свою невесту Фетиду в прохладном гроте, там, где об отроги Пелиона бьется белопенный прибой. "Помнит ли бессмертная нереида о своем смертном супруге?" — думал Пелей, подходя к заветному гроту. Грот был забит морской травой и гниющей тиной. Давно, видно, не посещала его нереида! "Наверно Фетида ждет меня в своем подводном дворце", — решил Пелей и медленно вошел в манящую воду моря. Вода сомкнулась над его головой, навеки скрывая от взоров смертных супруга богини Фетиды и отца великого Ахилла.

* * *

В багровых отблесках пылающей Трои навсегда уходил во тьму времен век легендарных героев Эллады. Стремительно, словно падающие звезды, проносились они по жизни, но после смерти продолжали жить в памяти человеческих поколений, соединяя своими деяниями туманные сумерки преданий с дневным светом истории.