1. Престол Зевса 2. Гера 3. Афродита 4. Гефест 5. Арес 6. Афина |
7. Артемида 8. Аполлон 9. Гермес 10. Посейдон и божества водной стихии 11. Боги небесной тверди 12. Аид и боги подземного царства |
13. Земная богиня Деметра 14. Дионис и его свита 15. Боги судьбы и человеческих дел 16. Битва с гигантами 17. Эпилог |
Есть на севере Греции горная цепь, вершины которой вечно покрыты сединой снегов. Ее крутые склоны, поросшие зеленой щетиной хвойных лесов, таят бездонные провалы пещер, струящих бесчисленные ручьи ледяной хрустально-чистой воды. Самая высокая вершина — Олимп, царство Зевса с тех далеких времен, как после войны с титанами он разделил власть над миром с двумя своими братьями — Посейдоном и Аидом. Все трое тянули жребий. Зевсу достались небо, Посейдону — море, Аиду — подземное царство. Земля же осталась в их общем владении.
Здесь, на светлом Олимпе, стоит дворец Зевса, весь из золота и драгоценных камней. Врата дворца охраняют Оры, девственные богини времен года. Накрепко заперты эти врата для всех бед и несчастий, а болезни и старость даже приблизиться к ним не могут.
Все в мире видит Зевс со своего золотого трона1. Все в его власти, — самого великого и могучего из богов. Он может низринуть в бездну Тартара любого, кто осмелится пойти против его воли. С ним неразлучны Биа-Мощь, Кратос-Сила и Нике-Победа. Да и кто может победить Зевса, если у него в руках выкованное киклопами оружие — громы и перуны-молнии. Недаром называют его Громовержец, Тучегонитель.
Еще у Зевса есть волшебный щит — эгида. Стоит ему потрясти эгидой, как над миром сгущаются тучи и гремит гром. А если разгорается битва между смертными, взмах эгиды одним посылает победу, другим — поражение. В руках Зевса судьбы людские2. У престола владыки Олимпа стоят два сосуда. В одном — дары добра, в другом — зла. Черпает из них Зевс добро и зло и посылает людям. Если праведной жизнью живет человек, то только добро получает от Зевса. Но горе тому, кто, нарушая законы, прогневит громовержца. Тотчас обрушатся на нечестивца злые дары: несчастья, болезни, нищета, голод.
Время от времени во дворце Зевса собираются все олимпийские боги на Великий Совет. А после Совета боги пируют. Дочь Зевса, богиня юности Геба, и сын царя Трои Ганимед, подносят богам амброзию и нектар — пищу и напиток богов. Однажды Зевс с высот Олимпа увидел Ганимеда и решил, что земля — недостойное место для прекрасного царевича. Он приказал орлу похитить сына троянского царя и перенести его на Олимп. Орел послушно исполнил волю своего повелителя. Так Ганимед стал виночерпием и любимцем царя богов3. Потеряв сына, царь Трои горевал до тех пор, пока сам Зевс не сообщил ему о том, что Ганимед причислен к сонму богов.
Всем и всеми правит Зевс — великий царь богов и людей. Вместе с ним властвует над миром Гера, его могущественная и прекрасная супруга.
Когда началась жестокая битва богов-олимпийцев и титанов4, Рея укрыла Геру, свою любимую дочь, на самом краю земли, у седого Океана. Там в тишине и покое Гера росла, хорошела, набиралась мудрости.
Повержены были титаны. Тогда и увидел Зевс прекрасноокую Геру. Увидел — и не мог не влюбиться в нее. Но Гера не спешила отвечать владыке Олимпа взаимностью. И громовержец пошел на хитрость. Он превратился в белого голубка5, уселся на плечо Гере и стал нежно ворковать ей что-то на ухо. Гера погладила крылышки птицы и, поцеловав, сказала: "Голубок мой! Любимый!" Тотчас Зевс принял свой величественный облик царя всех богов. "Наконец ты призналась мне в любви!" — рассмеялся Зевс и унес юную богиню в свой дворец.
Так стала Гера женою Зевса6. Отныне — величественная и прекрасная — воссела она рядом со своим супругом на олимпийском престоле. Чтут Геру люди, ибо она — покровительница семьи и семейного очага. Чтут Геру боги, ибо она — царица Олимпа. Чтит Геру и сам Зевс, ибо нет никого могущественнее и прекраснее, чем его божественная супруга7.
Но нередко случаются и ссоры между Зевсом и Герой, особенно, когда любвеобильный царь богов забывает заповедь супружеской верности. Ревнива Гера, и в ревности своей становится беспощадной.
Так было, когда Зевс увлекся Ио, прекрасной дочерью Инаха8. Чтобы скрыть свою возлюбленную от ревности Геры, Зевс превратил Ио в белоснежную телку. Но Гера сразу догадалась, кто скрывается под обличием бессловесного животного, и потребовала, чтобы Зевс отдал эту ласковую телицу ей. Не хотел Зевс очередной семейной ссоры — выполнил просьбу жены. А Гера, завладев Ио, отдала ее под охрану стоокому Аргусу9.
Тяжко было Ио жить в обличие коровы, но, лишенная речи, она не могла даже поведать кому-нибудь о своих страданиях. Днем и ночью стерег не знающий сна Аргус пленницу. Увидел Зевс, как мучается Ио, призвал сына своего Гермеса10, и велел ему похитить свою возлюбленную.
Быстро прилетел Гермес на своих крылатых сандалиях на вершину той горы, где Аргус стерег Ио, и, сев неподалеку, стал наигрывать на флейте. Скучно было неусыпному стражу сидеть без дела. И попросил Аргус Гермеса сесть с ним рядом и рассказать о чем-нибудь. Только это и надо было хитрецу Гермесу. Сел он рядом с Аргусом, рассказал ему одну историю, потом другую, а затем стал играть на флейте колыбельную песню. Первый раз за свою жизнь закрыл Аргус все сто своих глаз и крепко заснул. Тут Гермес выхватил свой кривой, похожий на серп, меч и одним ударом отрубил Аргусу голову11.
Но не так-то просто было избавить Ио от преследований ревнивой Геры. Наслала царица Олимпа на Ио, которая продолжала оставаться в облике коровы, огромного овода. Ужасные мучения испытывала Ио от укусов этого овода. Своим чудовищным жалом гнал он несчастную страдалицу из страны в страну. Где только Ио не искала спасения, и в далекой Скифии, где люди питаются молоком кобылиц, и в холодной Фракии, и в горах Кавказа, где к высокой скале прикован титан Прометей…
Много мук перенесла Ио, прежде чем достигла Египта. Там, на берегу благодатного Нила, отстал от нее овод, и Зевс вернул беглянке прежний облик. Смирила свой гнев и Гера, узнав о том, что вскоре у Ио родится от Зевса сын Эпаф, который будет первым царем Египта и родоначальником поколения великих героев.
Прекрасна Гера. Нет равных ей по красоте и величию. Лишь одна богиня Олимпа может поспорить с ней красотой — золотоволосая Афродита.
Тайной покрыто ее происхождение. Среди людей ходили слухи, что она — дочь Зевса и титаниды Дионы. А бессмертные боги считали, что Афродита появилась из морской пены, смешавшейся с каплями крови поверженного Зевсом Крона.
Там, где ступала нога Афродиты, вырастали благоуханные цветы. Все подчинялось чарам этой вечно юной богини: и люди, и звери, и даже сами боги. Великой властью была наделена Афродита, ибо умела она пробуждать в сердцах таинственное, прекрасное и светлое чувство — любовь. Как только появилась Афродита на Олимпе, боги одели ее в тончайший хитон, украсили голову венком из цветов и нарекли богиней любви.
Счастье, восторг и радость дарит Афродита тому, кто почитает ее, и чудо ждет каждого, кто приносит ей бескровные жертвы. Так случилось с царем Кипра Пигмалионом. Жил этот царь уединено, избегал женщин, и все свободное время проводил в мастерской, так как был к тому же и искуснейшим скульптором. Однажды сделал он из блестящей белой слоновой кости статую девушки необычайной красоты. Как живая стояла эта статуя посреди мастерской. Казалось, что она дышит, что вот-вот шевельнется и пойдет. Целыми днями любовался Пигмалион на свое произведение. Он назвал статую Галатеей, осыпал ее цветами, украшал драгоценностями и неустанно повторял: "О, если бы ты была живая, если бы могла обнять меня и прошептать слова любви!" Но статуя оставалась всего лишь статуей.
Наступили дни празднества в честь Афродиты. Пигмалион принес богине жертву и с молитвой произнес: "Прошу тебя, златая Афродита, дай мне жену столь же прекрасную, как статуя моей Галатеи!"
Афродита сразу поняла истинный смысл просьбы Пигмалиона. Трижды раздула богиня огонь перед алтарем в жаркое пламя, давая тем самым понять, что желание это будет исполнено. С радостно бьющимся сердцем поспешил Пигмалион в свой дворец. Когда он вошел в мастерскую, статуя, по-прежнему холодная и безжизненная, стояла на пьедестале. Обнял Пигмалион свою несбывшуюся мечту, и горькие слезы полились из его глаз. Вдруг он почувствовал, как в груди статуи бьется живое сердце. Чудо свершилось! Статуя ожила! Велико было счастье Пигмалиона. До конца своей жизни славил он божественную Афродиту за то, что отозвалась она на его просьбу12.
Но того, кто отвергает дары Афродиты, кто противится ее власти, наказывает богиня любви жестоко. Так покарала она сына речного бога Кефиса и нимфы Лаврионы13 прекрасного, но холодного и бессердечного юношу Нарцисса.
Никого не любил Нарцисс, лишь одного себя считал достойным любви. Однажды, во время охоты, набрел Нарцисс на тихое лесное озеро и прилег на его берегу отдохнуть. Тут и увидела прекрасного юношу нимфа Эхо. Не могла нимфа заговорить с Нарциссом, — тяготело на ней проклятие Геры. А рассердилась Гера на Эхо за то, что нимфа своей болтовней мешала царице Олимпа беседовать с Зевсом. Вот и наказана была Эхо немотой, только повторять последнее слово из услышанного позволила ей Гера.
Скрывшись за деревом, с восторгом смотрела нимфа на Нарцисса. Может быть, и ушла Эхо потихоньку, налюбовавшись на юного красавца, да хрустнула под ее ногой сухая ветка. "Эй, кто здесь?" — громко окликнул Нарцисс. "Здесь!" — ответила Эхо. "Иди сюда!" — крикнул Нарцисс. "Сюда!" — повторила Эхо.
С изумлением оглянулся Нарцисс по сторонам. "Иди ко мне!" — снова позвал Нарцисс, хотя и не знал, кого он зовет. "Ко мне!" — радостно отозвалась нимфа. Протянув руки к Нарциссу, Эхо вышла из-за дерева, но юноша остановил ее жестом руки и сказал: "Как надоели мне эти женщины! Нигде нет мне от них покоя!" Опустила Эхо протянутые к Нарциссу руки и скрылась в непроходимой чаще. Услышала Афродита слова Нарцисса и разгневалась. "Полюби же и ты, Нарцисс! — сказала она. — И пусть не ответит тебе взаимностью человек, которого ты полюбишь!"
Быстро настигла Нарцисса кара богини. Нагнулся юноша над водной гладью лесного озера, чтобы освежить свое лицо прохладной водой и, как в зеркале, увидел свое отражение. Оно показалось Нарциссу таким прекрасным, что он сразу же в него влюбился. До самого вечера смотрел он на самого себя, отраженного в зеркале вод и все повторял: "Нас разделяют не горы, не моря, а только полоска воды. Выйди же ко мне, умоляю!"
Понял Нарцисс, что никогда не исполнится его страстная просьба, что иссушит его любовь к самому себе. Закапали из глаз его горькие слезы. Упали они на воду, и пошли круги по зеркальной поверхности. Исчезло отражение. "Где ты?! Вернись! — закричал Нарцисс. — Останься! Не покидай меня! Дай хотя бы смотреть на тебя!" Побледнел юноша и почувствовал, как жизнь начала покидать его тело. "О, горе", — прошептал он холодеющими губами. "О, горе, — повторила нимфа Эхо. Склонилась голова Нарцисса на прибрежную траву, закрылись его глаза. "Прощай", — еле слышно произнес он. "Прощай", — еще тише откликнулась Эхо.
Умер Нарцисс. Плакали в лесу юные нимфы, плакала Эхо. На маленькой лесной лужайке приготовили нимфы Нарциссу могилу. Но когда пришли за его телом, то не нашли его. На том месте, где умер Нарцисс, вырос белый душистый цветок — цветок смерти. С тех далеких времен и до нынешних дней зовут этот цветок нарциссом.
Жестоко наказала Афродита и девушку-гордячку Анаксарету с острова Кипр. В нее влюбился юноша по имени Ифис. Был он и умен, и пригож лицом, кроток нравом. Много раз он просил Анаксарету выйти за него замуж. Но напрасными были его просьбы, — сердце девушки было тверже камня. Не в силах выносить муки неразделенной любви, пришел Ифис к дверям дома своей любимой в последний раз, упал на пороге и сказал: "Анаксарета, если ты не хочешь полюбить меня, то я должен умереть. Известие о моей смерти ты получишь не от людей. Я сам приду к тебе, чтобы ты могла увидеть мое мертвое тело". Положил Ифис у дверей цветок, свой последний дар, и ушел исполнять задуманное. Придя домой, затянул он на шее веревочную петлю и умер.
Два дня оплакивали Ифиса его родственники, а на третий день двинулась траурная процессия к месту погребения. Когда носилки с телом несчастного юноши несли мимо дома Анаксареты, причитания матери и близких покойного донеслись до ее слуха. Выглянула Анаксарета в окошко, чтобы посмотреть, кого это хоронят, и остолбенела. Кровь отхлынула от ее сердца, — увидела она Ифиса, лежащего на похоронных носилках. Хотела Анаксарета отойти от окна, но не смогла сделать и шага, хотела отвести взгляд, но не сумела сделать и этого. Не выдержала Анаксарета горестного зрелища и превратилась в каменное изваяние. Если раньше каменным было у нее только сердце, то теперь окаменела она вся. Так покарала ее Афродита.
Но Афродита и сама знала любовные муки. Даже ей, богине любви, пришлось оплакивать свою любовь. Она полюбила Адониса, сына царя Кипра. Никто из смертных не был равен ему красотою. Ради него оставила Афродита и свой священный остров Киферу, и даже светлый Олимп, забыла о золотых украшениях, о нарядах, забыла, что она — богиня. Вместе с Адонисом она целыми днями охотилась в лесах Кипра на зайцев, пугливых оленей и серн.
Однажды Афродита, утомленная долгой погоней за раненым оленем, оставила Адониса и вернулась в святилище своего кипрского храма, чтобы отдохнуть. В это время собаки Адониса напали на след огромного кабана. Они подняли зверя и с яростным лаем погнали его. Обрадовался Адонис такому великолепному охотничьему трофею. Разве мог он знать, что это его последняя охота? Все ближе раздавался лай собак, преследующих кабана. Вот уже мелькнула среди кустов его щетинистая спина. Адонис приготовился пронзить копьем разъяренного зверя, как вдруг бросился на него кабан и своими клыками смертельно ранил.
Адонис истекал кровью, когда Афродита проснулась в своем святилище от смутного предчувствия беды. Поняла богиня, что случилось с Адонисом нечто страшное, и поспешила в горы Кипра искать своего возлюбленного. Долго бродила богиня среди мрачных ущелий. Острые камни и шипы терновника изранили ее ноги. Капли крови Афродиты капали на землю, оставляя след всюду, где она проходила. Наконец она нашла Адониса. Но он был уже мертвым.
Горько рыдала Афродита над телом юноши, — вернуть его к жизни она не могла. Чтобы навсегда сохранилась память о нем, вырастила богиня из крови Адониса нежный цветок — анемон. А там, куда упали капли крови из ее израненных ног, выросли пышные алые розы.
Сжалился Зевс над горем богини любви. Повелел он брату своему Аиду и жене его Персефоне отпускать каждый год Адониса на землю из печального царства теней умерших. С тех пор полгода остается Адонис в царстве мертвых, а полгода живет на земле с Афродитой. Расцветает природа, ликует все живое, когда возвращается Адонис под голубое небо и обнимает златую богиню любви.
Одни только боги знают, почему законным супругом красавицы Афродиты стал хромой и некрасивый лицом Гефест, бог кузнечного ремесла. Был Гефест сыном Зевса и Геры14. Когда он родился, то показался матери таким слабым и уродливым, что Гера пришла в ужас от его вида. Она схватила новорожденного и сбросила с Олимпа. Долго падал вниз несчастный ребенок и упал, наконец, в волны безбрежного моря. Сжалились над ним морские богини — Эвринома, дочь великого Океана, и Фетида, дочь вещего морского старца Нерея. Они унесли младенца глубоко под воду и оставили жить с собой в просторном лазурном гроте.
Быстро рос Гефест, только хромал на поврежденную при падении ногу. Очень скоро тело его налилось необыкновенной силой. Но не в силе рук проявился божественный дар Гефеста, а в их искусстве. На дне океана он устроил свою первую кузницу. Множество дивных украшений из золота и серебра выковал он своим спасительницам.
В этих украшениях Эвринома и Фетида часто появлялись на Олимпе, но кто изготовил эти великолепные драгоценности, держали в тайне. Многие обитательницы Олимпа, глядя на эти произведения ювелирного искусства, завидовали морским богиням. А больше всех — Гера. Она уговорила Зевса, чтобы он через Эвриному и Фетиду заказал этому неведомому мастеру золотое кресло. "Я, царица Олимпа, — сказала она своему супругу, — и имею полное право восседать с тобой рядом на олимпийском престоле. Но не на простой же скамейке!"
Согласился Зевс выполнить просьбу своей капризной жены. Вскоре кресло необыкновенной красоты было доставлено на Олимп. Воистину, только царица богов могла восседать на этом золотом чуде! Но — ужас! Лишь только Гера села на кресло, как обвили ее неразрывные путы, да так, что ни рукой, ни ногой не могла пошевелить богиня. Все боги бросились на помощь Гере. Напрасно — никто из них не был способен освободить ее. Поняла Гера, что только мастер, изготовивший кресло, может вернуть ей свободу. "Кто, — закричала она, — кто сделал это проклятое кресло?" Тут и признались морские богини, что изготовил кресло Гефест, ее сын, тот самый, которого она сбросила когда-то с Олимпа.
И полетел Гермес, крылатый посланник богов к лазурному гроту с приказанием Гефесту: немедленно явиться на Олимп. Когда Гермес появился в кузнице Гефеста, божественный мастер раздувал горн. Он выслушал приказание Зевса и спокойно ответил: "У меня много работы, и нет ни времени, ни желания спешить на помощь к жестокой матери-Гере". Не помогли ни уговоры, ни угрозы Гермеса, — Гефест молча продолжал свой труд.
Так и вернулся бы Гермес на Олимп, не выполнив приказания Зевса, но на помощь ему пришел бог вина Дионис. Он поднес Гефесту чашу вина, потом другую, за ней еще и еще. Захмелел божественный мастер, а скоро и совсем перестал соображать, кто он и что с ним делают. Посадил Гермес Гефеста на осла, да так и привез на Олимп.
Когда действие хмельного вина прошло, Гефест простил свою мать и в один миг освободил ее. Боги предложили Гефесту остаться на Олимпе навсегда. Но разве может вести праздную жизнь бог-труженник? Разве может заменить дворец Зевса его прокопченную кузницу? Вернулся Гефест в лазурный грот, в свою любимую мастерскую и вновь принялся за работу.
Люди между собой говорили, что за освобождение Геры и получил Гефест в жены Афродиту. Может быть это и так. Только не долго прожили супруги вместе. Афродита любила наряды, шум веселого пира, а Гефест вечно выпачканный сажей, потный, в прожженном переднике, находил удовольствие только в непрестанном труде. Очень скоро надоело это Афродите, и она нашла себе другого супруга — стремительного, буйного забияку Ареса.
Был Арес родным братом Гефеста, младшим сыном Зевса и Геры. Сердце Ареса радовали только жестокие битвы. Ему, кровожадному богу войны было все равно, кто прав, кто виноват. Главное — чтобы гремело сраженье, раздавались воинственные клики да вопли раненных. Чем страшнее война, тем больше радуется сердце Ареса. Сопровождаемый своими сыновьями Деймосом и Фобосом — страхом и ужасом — носится Арес над полем битвы, сея смерть и разрушение.
Не любят боги Олимпа Ареса, особенно отец его Зевс. Не будь Арес его сыном, давно бы Зевс сбросил его в мрачный Тартар туда, где томятся древние боги — титаны. Свиреп, беспощаден Арес. Но как часто он проявляет самую обыкновенную трусость! Сколько раз он бежал с поля биты и с жалобными воплями прятался во дворце своего отца! Однажды Арес и вовсе покрыл свое имя позором. Он попал в плен, и пленили его не могущественные боги, а смертные — братья Алоады.
С детства братья От и Эфиальт, сыновья Алоэя, отличались необыкновенной силой15. Даже гору на гору могли они взгромоздить ради забавы. Однажды во время охоты на вепря встретили они Ареса, спешащего, как всегда, на поле битвы. Не долго думая, схватили Алоады бога войны, связали его16 и посадили в медный погреб. И прекратились на земле войны, перестала литься человеческая кровь, исчез страх.
Тринадцать раз старая луна сменялась новой, и все это время на земле царил мир и покой. Скучно стало богам без войны. Отправил Зевс на поиски Ареса самого хитрого из олимпийских богов — Гермеса. Не стал Гермес думать, в какой стороне света искать пропавшего бога, — прилетел на крылатых сандалиях к трем старым мойрам, вершительницам человеческих судеб и обратился к ним с такими словами: "Вы, великие сестры, плетете нити жизни людей. Все ведомо вам в их судьбе от рожденья до смерти. Нет для вас тайн и в судьбах богов. Укажите, где мне искать Ареса?"
Ни чего не ответили мойры. Знали они, где томится плененный Арес, да не могли об этом сказать даже посланцу царя богов. Так и ушел бы Гермес от суровых старух, не добившись ответа, да ворон, сидящий на плече у одной из них, прокаркал: "Спеши к Алоадам! Ими плененный, сидит Арес в медном погребе и молит Зевса о спасении!"
Прилетел Гермес к жилищу братьев и по горестным стонам Ареса, раздающимся из под земли, нашел погреб, где томился незадачливый бог войны. Пали сами собой и медные засовы, и крепкие путы, — освобожден был Арес. От радости так взревел бог войны, что слышен был его рев даже на Олимпе. Возликовали олимпийцы: "Арес голос подает! Арес возвращается!"
Вернулся Арес на Олимп, и принялись боги над ним подсмеиваться да подшучивать: "Как же ты, Арес, в плен-то попал? Сам, наверно, сдался со страху? Какой же ты после этого бог войны?"
Обиделся Арес на богов-олимпийцев, и удалился во Фракию. Только Афродита пожалела Ареса. Последовала она за ним и стала его утешать. Так уж случилось, — оказалась Афродита на ложе Ареса, и стали они тайными любовниками. Может быть, Гефест ничего не узнал об измене жены, но влюбленные однажды задержались на ложе слишком долго. Всевидящий Гелиос с небесной высоты увидел Афродиту в объятиях Ареса и рассказал об этом Гефесту.
Рассердился Гефест. Уединившись в своей кузнице, он выковал из бронзы тонкую, как паутина, но, на удивление, прочную сеть и укрепил ее над супружеской кроватью. Когда Афродита вернулась домой, Гефест не подал вида, что ему известно о любовных шалостях супруги. "Я должен закончить работу, и отправляюсь на острове Лемнос17. Не жди меня скоро",— сказал он Афродите.
К ночи, убедившись, что мужа нет дома, Афродита призвала Ареса. Он не заставил себя долго ждать. Возлегли любовники на ложе, а на утро оказались крепко опутанными сетью — голые и беспомощные. Так застал их Гефест, и решил показать всем богам, как бесчестит его неверная супруга.
Все боги, собрались поглазеть на скандальное зрелище. Снова весь Олимп смеялся над Аресом. Только Гера и Зевс хранили суровое молчание. "Ты, Гефест, поступил неразумно, выставив на позор свою жену, — наконец сказал Зевс. — В неверности супруги чаще всего повинен супруг. Немедленно освободи этих горе-любовников и разберись со своей женой наедине".
Не посмел ослушаться Зевса Гефест, снял с ложа бронзовую сеть и ушел в свою кузницу. Арес вернулся во Фракию, а Афродита последовала за ним. Так распался брак богини любви с богом-кузнецом.
С тех пор Арес, опасаясь новых насмешек, редко появлялся на Олимпе. Чужим чувствовал себя он во дворце своего отца. Боги не скрывали своей неприязни к Аресу, особенно Афина — любимая дочь Зевса.
Самим Зевсом была рождена Афина, был он для нее и отцом, и матерью. Знал громовержец, что у богини разума, Метиды, будет двое детей: дочь и сын, оба великого ума и неодолимой силы. Знал Зевс и то, что сын Метиды отнимет у него власть над миром. Чтобы избежать грозной судьбы, усыпил Зевс Метиду ласковыми речами и проглотил ее.
Скоро разболелась у царя богов голова. Невыносимой была эта боль. Тогда, в надежде избавиться от мучений, призвал Зевс Гефеста и приказал ему разрубить голову. Взмахнул Гефест топором, и вышла на свет из головы громовержца могучая дева-воительница — Афина.
В полном вооружении, в блестящем шлеме, с копьем и щитом предстала она перед изумленными взорами богов-олимпийцев. Ее воинственный клич раскатами отозвался в небе, и до самого основания содрогнулся светлый Олимп. Прекрасная, величественная, стояла она перед богами. Голубые очи Афины горели божественной мудростью, вся она сияла дивной, небесной красотой. Восславили боги Афину, и нарекли ее богиней мудрости, знаний, покровительницей городов и героев.
Многие боги были бы счастливы взять в жены Афину, но она отвергала все предложения. Суровая, недоступная девственница, она никогда не думала о любви и замужестве. У нее на это просто не было времени. Как и Гефест, Афина была трудолюбивой богиней.
Особенно преуспела Афина в ткацкой работе и вышивании. В этом искусстве ей не было равных. Иначе думала девушка по имени Арахна. Она жила в далекой Лидии, но слава о ней как непревзойденной ткачихи разнеслась по всей Эгеиде. Часто собирались нимфы с берегов Тмола и золотоносного Пактола полюбоваться на ее работу. Арахна пряла нити, подобные туману, ткань выходила из под ее рук тонкая, прозрачная, невесомая, как воздух.
Однажды, любуясь своей работой, Арахна воскликнула: "Пусть хоть сама Афина приходит сюда, чтобы состязаться со мною. Ей не победить меня!" Услышала эти слова Афина и, под видом седой, сгорбленной старухи, предстала перед Арахной. Тяжело опираясь на посох, Афина уселась рядом с Арахной и сказала: "Не одну только немощь несет с собой старость. Опыт приобретается только с годами. Не стремись превзойти искусством Афину. Смиренно моли ее простить тебя за надменные слова. Молящих прощает богиня".
Бросила Арахна на землю веретено и, гневно сверкнув глазами, ответила: "Ты, неразумная старуха! Читай наставления своим внучкам! Что я сказала, то пусть и будет. Что же не идет Афина помериться со мной в мастерстве?" Горько вздохнула престарелая незнакомка и вдруг преобразилась. "Я здесь, Арахна!" — сказала Афина, приняв свой божественный облик.
Лидийские нимфы в глубоком почтении склонились перед дочерью Зевса и восславили ее. Лишь одна Арахна хранила молчание. Зарделось лицо Афины краской гнева. "Я принимаю твой вызов, хотя, мне, богине, не пристало состязаться со смертной", — сказала она.
И началось состязание. Арахна вышила на сотканном ею полотне олимпийских богов: Зевса и Геру, Афродиту и Ареса, а по краям полотна — венок из полевых цветов, перевитый плющом. Соткала полотно и Афина. Изобразила на нем богиня свой любимый город, носящий ее имя, и отца своего, Зевса, восседающего на троне. Выше всяких похвал была работа Арахны, а полотно Афины — верхом совершенства.
Глядя на оба полотна, Арахна надменно сказала: "Ты видишь, богиня, если я и не победила тебя, то ни в чем не уступила". Еще больше разгневалась Афина. Она разорвала работу Арахны и ударила заносчивую ткачиху челноком. Не вынесла Арахна позора, свила веревку и повесилась. Но Афина не дала ей умереть. Она освободила Арахну из петли и произнесла роковые слова: "Живи, непокорная! Отныне вечно ты будешь ткать, и вечно висеть на нити, сотканной тобой. Пусть наказанье это тяготеет не только над тобой, но и над твоими потомками". После этого Афина окропила Арахну соком волшебной травы, и тотчас тело ее сжалось, волосы упали с головы и, обращенная в паучиху, поползла Арахна прочь.
Поступила Афина с Арахной справедливо или нет, — не нам об этом судить. У богов своя справедливость. Люди всегда почитали Афину как добродетельную богиню. Разве что шепотом осуждали ее любовь к войнам. Однако Афина не расставалась с оружием лишь для того, чтобы защищать правое дело и защищать города, на которые напали предательски.
"Не отказывай голодному в пище и обогрей замерзающего. Не указывай ложной дороги. Не оставляй ничьих останков без погребения". Эти заповеди Афины люди помнят до сих пор.
Была у Зевса еще одна дочь, Артемида, избегавшая, как и Афина, замужества. Она родилась в одно время с братом своим, златокудрым Аполлоном. Их мать Лето, гонимая ревнивой Герой, нигде не могла найти приюта. Преследуемая посланным Герой чудовищным змеем Пифоном, она скиталась по всему свету и, наконец, укрылась на острове Делос, носившемся в те времена по морским волнам. Лишь только вступила Лето на берег этого пустынного острова, как остановился он навсегда.
Не было на островах Эгеиды острова неприветливее, чем Делос. Уныло поднимались из моря голые скалы, и лишь чайки находили приют на его берегу. Но как только разрешилась от бремени Лето18, потоки яркого золотого света залили делосские скалы, зазеленел остров, покрылся цветами и берег, и долина, и высокая гора Кинт.
Быстро взрослеют боги. День ли прошел, или целый год, только очень быстро стали божественные близнецы, Артемида и Аполлон, взрослыми. Артемида превратилась в юную, прекрасную, как ясный день, девушку. Не захотела она жить на Олимпе, скучно ей было в золотых чертогах Зевса. Милее были для Артемиды тенистые рощи и залитые солнцем поляны, журчанье родников и щебет птиц. На долго она покидала дворец своего отца. В короткой тунике, прочных сандалиях, вооруженная луком и копьем, бегала она по заповедным лесам в окружении нимф — своих подруг.
Стала Артемида богиней охоты, подлинной царицей лесов. Не спастись от ее незнающих поражения стрел ни чуткому оленю, ни пугливой лани, ни разъяренному кабану. Веселый смех, возбужденные крики, неистовый лай своры собак далеко раздаются в горах, когда охотится Артемида. В полуденный зной, утомленная охотой, любит она отдыхать в увитых зеленью гротах, вдали от взоров смертных. Горе тому, кто нарушит ее покой19. Ночью, если светит луна, Артемида танцует со своими подругами-нимфами до утренней зари, пока сладостный сон не овладеет их утомленными телами.
Но не только охотой и танцами под звездным небом занята Артемида. У нее хватает и других дел. Она заботится обо всем, что живет на земле: о диких зверях, о деревьях, о травах, благословляет рожденье, свадьбу и брак. Она хранит нерушимость клятв и жестоко карает клятвопреступников20.
Однажды на острове Делос появился некий юноша Аконтий. В храме Артемиды он увидел девушку по имени Кидиппа и сразу в нее влюбился. Зная заповеди Артемиды, Аконтий пошел на базар, купил большое румяное яблоко и написал на нем: "Клянусь Артемидой, что стану супругой Аконтия". Когда он вернулся в храм, Кидиппа еще продолжала молиться. Аконтий бросил яблоко на пол, и оно покатилось прямо под ноги девушки. Подобрала Кидиппа яблоко, прочитала надпись в слух и с возмущением отбросила его. Но клятва была произнесена. Всякий раз, как только Кидиппа собиралась выйти замуж за другого, ее постигала болезнь. В конце концов, она вышла замуж за Аконтия и прожила с ним долго и счастливо.
С тех пор женщины Эллады воздают Артемиде, богине благословляющей брачный союз, великие почести. А сама Артемида так и не нашла себе супруга по сердцу, ибо любила она самой искренней и глубокой любовью только своего брата — светозарного Аполлона.
Сразу же после своего рождения юный бог Аполлон с серебряным луком и звенящими в колчане золотыми стрелами полетел высоко над землей к мрачному ущелью, где укрылся Пифон. Жаждал Аполлон отомстить этому отвратительному чудовищу за зло, причиненное матери Лето.
Логово свое змей Пифон устроил неподалеку от оракула Геи в Дельфах21. Высоко в небо вознеслись горы священных Дельф. Над стремительными потоками, прорезающими эти горы, вечно клубятся седые туманы. Здесь и нашел Аполлон гонителя Лето. Выполз из своей смрадной норы Пифон, обвил скалы бесчисленными кольцами, — задрожали скалы от тяжести его тела. Раскрыл Пифон свою чудовищную пасть, — все живое погибло вокруг. Только приготовился Пифон проглотить златокудрого бога, — зазвенела золотая стрела Аполлона, а за ней другая, третья. Целый дождь золотых стрел обрушился на змея, и упал он бездыханным на землю. Зарыл Аполлон тело Пифона в землю, и основал в Дельфах святилище и оракул, чтобы прорицать в нем волю отца своего Зевса22.
Но пролитая кровь, даже такого чудовища как Пифон, требует очищения. Должен был и Аполлон снять с себя скверну пролитой крови. Выполняя веление Зевса, удалился Аполлон в Фессалию и поступил на службу к благородному и справедливому царю города Феры Адмету. Как простой пастух он пас стада и этой службой искупал свой грех. Когда Аполлон среди пастбища играл на флейте или кифаре, дикие звери выходили из леса, очарованные его игрой. Львы и пантеры, олени и серны мирно ходили между коровами и овцами. Спокойствие и радость царили кругом.
Благоденствие поселилось в доме Адмета. Ни у кого не было таких коней и быков, как у него, ни у кого поля не давали такой обильный урожай. Все это дал царю Адмету златокудрый бог. Помог Аполлон Адмету получить руку Алкесты, дочери царя Иолка Пелия. Отец обещал отдать ее в жены лишь тому, кто будет в силах запрячь в колесницу льва и медведя. Тогда наделил Аполлон Адмета необоримой силой. Выполнил Адмет условие Пелия и получил в супруги Алкесту.
Восемь лет прослужил Аполлон у Адмета и, окончив срок своей искупительной службы, вернулся в Дельфы.
Теперь, как равный среди равных, вошел Аполлон в сонм олимпийских богов. Стал он богом солнечного света и отвратителем бед. Никто из бессмертных не мог сравниться с Аполлоном по красоте и стати, никто не обладал таким волшебным голосом, никто не умел с таким совершенством играть на лире.
Весной и летом на склонах лесистого Геликона, там, где таинственно журчат священные воды источника Иппокрены, или на высоком Парнасе, у чистого Кастальского ключа, Аполлон и музы, дочери Зевса и Мнемосины, поют дивные песни23. Вся природа замирает, как зачарованная, внимая их божественным голосам. Когда же Аполлон в сопровождении муз появляется на Олимпе, — все замолкает в чертогах Зевса. В полной тиши звучат торжественные звуки лиры Аполлона. А если весело ударит Аполлон по струнам своей лиры, — сияющий хоровод начинает кружиться в пиршественном зале богов.
Но Аполлон бывает и грозным. В гневе своем он не знает пощады. Многих поразили его золотые стрелы. Погибли от них и гордые своей силой Алоады. Мало им было пленить самого бога войны Ареса. Задумали братья вовсе неслыханное: похитить с Олимпа Геру и Артемиду. Взгромоздили они гору Оссу на гору Пелион, чтобы забраться на Олимп и увести с собой обеих богинь. Тогда натянул Аполлон свой серебренный лук, и пали пронзенные стрелами дерзкие братья От и Эфиальт24.
Жестоко наказал Аполлон и фригийского сатира Марсия. Вот как это случилось. Однажды Афина сделала из костей оленя двойную флейту — авлос и решила на пиру богов сыграть на ней. Сначала она не могла понять, почему Гера и Афродита беззвучно смеются, прикрыв лица руками, в то время как другие боги внимали ей со вниманием. На следующий день Афина отправилась во фригийский лес, в одиночестве села над ручьем, достала флейту и стала играть, наблюдая за своим отражением в воде. Тут-то ей сразу стало понятно, как смешно она выглядела с раздутыми щеками. Афина в гневе отбросила флейту прочь, наложив проклятье на каждого, кто осмелится поднять ее.
Жертвой этого проклятья и стал сатир Марсий. Он случайно нашел флейту Афины, и не успел поднести ее к губам, как она сама начала наигрывать чарующие мелодии. Довольный Марсий стал развлекать игрой на флейте фригийских нимф, наяд и даже простых сельских жителей. Все в восторге уверяли сатира, что даже сам Аполлон не сыграл бы лучше на своей лире, а тщеславный Марсий и не думал им возражать. Это не могло не вызвать гнев Аполлона, и он вызвал сатира на состязание, победитель которого мог по своему усмотрению наказать побежденного. Марсий согласился. В качестве судей Аполлон пригласил муз, и состязание началось.
А когда оно закончилось, все девять муз развели руками, — они не смогли назвать имя победителя, настолько совершенной им показалась игра обоих. Тогда Аполлон предложил перевернуть инструменты и продолжить состязание, причем играть и петь одновременно. Как играть на перевернутой флейте, да еще и петь при этом? Марсию нечем было ответить на вызов. А Аполлон, перевернув лиру, запел такие прекрасные гимны в честь олимпийских богов, что музы не могли не отдать ему предпочтения. Жестокую кару избрал Аполлон для побежденного Марсия: он содрал с несчастного сатира кожу и прибил ее к сосне.
После этого Аполлон выиграл еще один музыкальный спор, на этот раз с аркадским богом лесов и рощ Паном. Судьей на этом состязании был царь Мидас. Неизвестно, плохим или хорошим ценителем музыки был Мидас, только присудил он победу Пану. За это Аполлон наградил его ослиными ушами, и царю приходилось прятать их под фригийской шапкой.
Хотя Аполлон решил не связывать себя брачными узами, у него были дети и от нимф, и от смертных женщин. Это не значит, однако, что он не знал поражений в любви. Его любовь отвергла Марпесса, жена Ида, которая предпочла своего смертного мужа бессмертному богу. Безуспешными были попытки Аполлона добиться любви нимфы Дафны, дочери речного бога Пенея.
Встретил как-то Аполлон крылатого малыша Эрота25, натягивающего свой лук, и, смеясь, спросил: "Зачем тебе, дитя, такое грозное оружие? Предоставь лучше мне посылать разящие золотые стрелы, которыми я убил Пифона. Тебе ли равняться славой со мной, стреловержцем?" Обиженный Эрот гордо ответил Аполлону: "Стрелы твои, Аполлон, не знают промаха, но и мои невидимые стрелы всегда находят цель. Одна из них скоро поразит тебя". После этих слов Эрот взмахнул крыльями и в одно мгновение оказался на вершине Парнаса. Там вынул он из колчана две стрелы: одну — ранящую сердце и вызывающую любовь, другую — любовь убивающую26. Попала первая стрела в сердце Аполлона, а вторая — в сердце Дафны27. И тотчас в груди Аполлона запылал пожар любви к прекрасной нимфе, а сердце Дафны покрылось пеплом равнодушия. Увидела Дафна златокудрого Аполлона и пустилась бежать от него с быстротою ветра. "Остановись, Дафна, — воззвал к ней Аполлон, — сжигает меня огонь любви к тебе! Ведь я же не враг тебе! Я сын Зевса, а не простой пастух!"
Но все быстрее бежала Дафна, а за ней, как на крыльях мчался Аполлон. Почувствовала Дафна за своей спиной дыхание бога и взмолилась: "Отец, помоги! Расступись земля и поглоти меня! О, боги, измените мой облик! Не нужна мне любовь Аполлона!" Лишь только сказала она это, как тело ее покрылось корой, волосы обратились в листву, а руки, поднятые к небу, превратились в ветви. Остановился Аполлон перед лавровым деревом, в которое обратилась прекрасная нимфа и промолвил: "Пусть же венок из твоих листьев украшает мою голову. Пусть никогда не вянет лавр, оставаясь вечно зеленым".
Долго бродил печальный Аполлон по земле не в силах забыть прекрасную нимфу, петь перестал и лиру свою забросил. Тогда Клития, тоже нимфа, пожалела златокудрого бога. Она пришла к нему и сказала голосом полным нежности и сострадания: "Обними меня, Аполлон. Разве мое тело не такое стройное, какое было у Дафны? Хочешь, я подарю тебе свою любовь?" Ничего не ответил Аполлон нимфе Клитии, окружил он себя сияющим облаком и скрылся в лучах солнца. А Клития после этого перестала есть и только пила утреннюю росу. Мало-помалу тело ее превратилось в растение с широкими листьями, а лицо в цветок подсолнуха, который и поныне поворачивается в течение дня вслед за движением солнца по небу.
Любовные раны лучше всего лечит время. Скоро Аполлон смирился с потерей своей возлюбленной Дафны. На Олимпе снова раздались чарующие звуки аполлоновой лиры, и зазвучал его пленительный голос. Но даже богам не дано жить в постоянной радости. Горе новой утраты уже подстерегало солнцеликого бога.
Как-то раз Аполлон вместе с юным сыном царя Амикла Гиацинтом развлекался метанием диска. Аполлон, метавший диск первым, пустил его так сильно, что диск скрылся за облаками и пришлось долго ждать, когда он упадет на землю. Когда Гиацинт увидел падающий диск, он бросился к тому месту, где диск должен был упасть. Надо же случиться такому несчастью: упавший диск отскочил от земли и ударил Гиацинта в висок28. Смертельно побледнел юноша от этого страшного удара, подкосились его ноги, и рухнул он, как подкошенный, на землю.
Напрасно Аполлон прижимал Гиацинта к груди, вытирал сочившуюся из раны кровь, прикладывал к ней целебные травы, чтобы спасти своего любимца от смерти. Умер Гиацинт на руках Аполлона. Впервые величественный бог разразился рыданиями и с болью воскликнул: "Прости, прости Гиацинт! Это я повинен в твоей смерти! Если бы я мог умереть вместе с тобой! Но боги бессмертны! Так стань же невиданным до сих пор цветком, чтобы я мог любоваться тобою. Будь украшением весны, ибо ты сам был прекрасен, как весна".
Только произнес эти слова Аполлон, как случилось чудо: кровь Гиацинта, впитавшаяся в землю, породила прелестный цветок, похожий на лилию. Этот цветок — украшение садов — до сих пор называют гиацинтом.
Еще не раз пришлось Аполлону перенести боль утраты. Ведь боги, как и люди, не могут противиться предначертаниям судьбы.
На одном из островов Эгейского моря жил чудесный олень. Его рога отливали золотом, а шею украшало ожерелье из драгоценных камней. Олень никого не боялся и ни от кого не прятался. Он сам приходил к жилищам людей и подставлял шею, чтобы его гладили. Никто не обижал чудо оленя, так как все жители острова знали, что это чудо животное посвящено нимфам.
Но больше всех любил златорогого оленя юноша по имени Кипарис. Он водил его на луга, где росла свежая молодая трава, к источникам с чистой прохладной водой, украшал рога гирляндами цветов. В благодарность за это, олень охотно подставлял Кипарису спину и скакал с молодым наездником по лесам и рощам, а вечером отвозил его домой.
Увидел Аполлон эту удивительную дружбу человека и оленя, и захотелось ему, хоть на время, забыть свое божественное предназначение, чтобы также беззаботно, весело наслаждаться жизнью. Спустился он с Олимпа на цветущую поляну, где отдыхал после стремительной скачки чудесный олень и его юный друг Кипарис. "Многое видел я и на земле и на небе, — сказал Аполлон двум неразлучным друзьям, — но такой чистой и нежной дружбы между человеком и зверем мне видеть не доводилось. Примите меня в свою компанию, втроем нам будет веселее". И с этого дня стали Аполлон, Кипарис и олень неразлучны.
Однажды установилась над островом жаркая погода, и все живое в полуденный зной спряталось от жгучих солнечных лучей в густой тени деревьев. На мягкой траве под огромным старым дубом Аполлон и Кипарис задремали, а олень бродил неподалеку в лесной чаще. Вдруг Кипарис проснулся от хруста сухих веток за ближними кустами, и подумал, что это подкрадывается дикий кабан. Схватил юноша копье, чтобы защитить своих друзей, и, что есть силы, швырнул его на звук хрустящего валежника.
Слабый, но полный мучительной боли стон услышал Кипарис. Обрадовался он, что не промахнулся, и бросился за неожиданной добычей. Видно злая судьба направляла юношу, — в кустах лежал не свирепый кабан, а его умирающий златорогий олень. Омыв слезами страшную рану своего друга, Кипарис взмолился к проснувшемуся Аполлону: "О, великий, всемогущий бог, сохрани жизнь этому чудесному животному! Не дай ему умереть, ведь тогда и я умру от горя!" С радостью выполнил бы Аполлон страстную просьбу Кипариса, да было уже поздно, — перестало биться сердце оленя.
Долго плакал Кипарис, стоя на коленях у мертвого оленя, а когда у него кончились слезы, стал он плакать кровью, и плакал до тех пор, пока не выплакал и всю свою кровь.
Так потерял Аполлон еще одного своего любимца. Чтобы память о Кипарисе пережила века, солнечный бог прикрыл лицо свое ладонями и произнес: "О, Кипарис, ты навсегда останешься напоминанием о моей скорби". В тот же миг бледное тело несчастного юноши исчезло, а на том месте, где оно лежало выросло стройное дерево темно-зеленой колючей листвой. С тех пор живет на земле кипарис — дерево печали.
Но самую большую боль пережил Аполлон, потеряв собственного сына. Звали его Асклепий29. Когда он родился, Аполлон перенес его в горную Фессалию и отдал его на воспитание мудрому кентавру Хирону. Многое было ведомо Хирону. Знал он и тайны движения звезд, и скрытые силы целебных трав, знал все о событиях давно минувших времен, и то, что прячется за завесой будущего.
Когда пришла пора выбирать предмет обучения, Асклепий отдал предпочтение искусству врачевания. Очень скоро ученик превзошел своего учителя. Не было болезни, которую не смог бы излечить Асклепий. Никому не отказывал в помощи божественный врачеватель, ни бедному, ни богатому, ни старому, ни молодому.
Искусство Асклепия было столь велико, что люди на земле перестали умирать30. Тогда демон смерти Танатос пожаловался Зевсу, что Асклепий нарушает мировой порядок. "Если люди станут бессмертными, — подумал Зевс, — кто тогда отличит людей от богов?" Яркой вспышкой мелькнула молния великого царя Олимпа, и поразила Асклепия.
Но добро, сотворенное однажды, не исчезает бесследно. Не ушла тень Асклепия в царство мертвых31. Стал Асклепий богом исцеления. По всей Элладе славили его имя, ставили ему храмы и святилища. Вместе с именем Асклепия славили и имя его отца — великого, лучезарного Аполлона, бога солнечного света.
Множество дел у Гермеса — самого юного и самого непоседливого из великих олимпийских богов. Он был сыном Зевса и плеяды Майи, дочери титана Атланта. Когда в пещере горы Киллены родился Гермес, мать крепко запеленала его и оставила лежать в колыбели. Однако новорожденный бог рос так быстро, что не успела Майя отвернуться от него, как он встал и отправился на поиски приключений32.
Так, семеня еще неокрепшими ножками, добрался он до заповедного луга, где паслось стадо коров Аполлона. "А почему бы мне не украсть этих прекрасных коров?" — подумал младенец Гермес. "Что задумано, то сделано", — решил юный воришка. Чтобы пропавших коров было невозможно найти по следам, Гермес ободрал с упавшего дуба кору, привязал ее сплетенной травой к коровьим копытам и погнал их к пещере, в которой родился33.
Аполлон скоро обнаружил пропажу, но поиски пропавших коров оказались безуспешными. Тогда Аполлон объявил о награде тому, кто поймает вора. Жадные до вина сатиры разбрелись в разные стороны, в надежде на выпивку, которую они устроят, получив награду от самого солнцеликого бога. Много времени они провели в бесплодных поисках.
Наконец, блуждая по дорогам Аркадии, они услышали звуки музыки, никогда не слышанной ими раньше. "Что за дивные звуки доносятся до наших ушей?" — спросили сатиры у повстречавшейся им нимфы. Нимфа рассказала, что в килленской пещере недавно родился на редкость способный ребенок. Он то и смастерил удивительный музыкальный инструмент из панциря черепахи и коровьих кишок. "А откуда он взял коровьи кишки?" — насторожились сатиры и поспешили к пещере, уверенные в том, что пропавшие коровы там обязательно найдутся.
У входа в пещеру сушились две коровьи шкуры. "Это твой сын украл коров у Аполлона!" — набросились сатиры на Майю. Возмутилась Майя: "Как можете вы обвинять в краже новорожденного младенца!" Какая тут началась между ними перебранка! Неизвестно, чем бы она закончилась, но в самый разгар скандала появился Аполлон и сразу узнал шкуры двух своих несчастных коров.
Мгновенно догадался бог-прозорливец, что воришка — младенец в пеленках. Подошел Аполлон к колыбели Гермеса и строгим голосом сказал: "Ну-ка, вылезай из пеленок, малолетний мошенник, да верни мне побыстрее украденных тобою коров. Иначе плохо тебе будет! Сейчас я отправлю тебя в Тартар, можешь стать там царем над такими же, как ты, карапузами!"
На эти грозные слова Гермес ответил спокойно и рассудительно: "Могущественный Аполлон, отчего ты так нелюбезно говоришь со мною? Если ты ищешь своих коров, то зачем пришел сюда? Я их в глаза не видел! Ты же видишь, я еще младенец, питаюсь материнским молоком и мечтаю только о сухих пеленках. Как я могу, беспомощный, еще вчера появившийся на свет, угнать целое стадо коров? Слыша твои слова весь Олимп, наверно, покатывается со смеху!"
Выслушал Аполлон младенца Гермеса и пришел в еще больший гнев. "Ах ты, маленький хитрец! — сказал он. — Поверил бы я тебе, если бы не знал точно, что воришка — ты. Ну-ка, быстро вылезай из колыбели и прими мои почести. Быть тебе божественным покровителем всех мошенников и воров на вечные времена!" — "Не крал я твоих коров, — захныкал Гермес, — если хочешь, можешь пожаловаться самому Зевсу!"
Действительно, всякий спор можно было справедливо разрешить на Олимпе, — там стояли весы Правосудия. Подхватил Аполлон Гермеса на руки и полетел прямо во дворец Зевса.
Когда Аполлон с Гермесом на руках предстал перед громовержцем, занималась утренняя заря. Появление столь ранних гостей удивило Зевса. "Какое срочное дело могло привести тебя, сын мой, и чей это младенец у тебя на руках? Уж не стал ли я дедом? — спросил Зевс у Аполлона. "Сиятельный отец мой, — ответил Аполлон, — этот негодный мальчишка приходится тебе не внуком, а сыном от титаниды Майи. Выпори его по-отцовски. Этот негодник, еще пачкает свои пеленки, но уже ухитрился украсть у меня целое стадо коров! Если не проучить его как следует, из него вырастит вор, равного которому не было и не будет на свете!"
"Не крал я никаких коров, снова захныкал Гермес, — и нет у Аполлона ни одного свидетеля, что это сделал я, маленький, беззащитный ребенок!" Посмотрел Зевс в плутовские глазенки малыша и сразу понял, кто похитил стадо Аполлона. "Помиритесь, дети мои, — сказал Зевс, — а ты, Гермес, не отрицай свою вину. Меня не обманешь. Верни стадо хозяину. Такова моя воля".
Пришлось Гермесу подчиниться. Он показал Аполлону, где спрятал украденных коров, и, пока тот пересчитывал стадо, сел в сторонке, наигрывая на самодельном музыкальном инструменте грустную, но удивительно нежную мелодию. Аполлон пришел в такой восторг от божественного звучания этого инструмента, что стал просить Гермеса подарить или обменять его на что угодно. "Меняю свой инструмент только на всех твоих коров, — ответил Гермес Аполлону. Аполлон сразу согласился на такой обмен. А пока он сам опробовал так дорого доставшийся ему инструмент, Гермес успел смастерить из тростника рожок, и стал наигрывать теперь уже на нем. И от звуков рожка пришел Аполлон в неописуемый восторг. "Готов отдать рожок за твой жезл и умение предвидеть будущее", — предложил Гермес новую сделку. И опять они ударили по рукам.
Довольный Аполлон вновь вместе с Гермесом вознесся на Олимп. Там он рассказал Зевсу и об обмене, и об окончательном примирении с Гермесом. Зевс предупредил Гермеса, что отныне он должен уважать право собственности и воздерживаться от откровенной лжи.
Вся эта история очень позабавила отца богов: "Да ты, крошка, весьма изобретателен, говоришь красноречиво и убедительно", — сказал он. "Тогда сделай меня своим глашатаем, отец, — ответил Гермес, — и я буду отвечать за сохранность всей собственности богов, и никогда не солгу, хотя, не обещаю всегда говорить только правду". — "Этого от тебя никто и не требует, — улыбнулся Зевс. — Но ты будешь обязан следить за нерушимостью договоров, покровительствовать торговле, опекать путников, а также провожать души умерших в Аид".
Гермес принял все эти условия, и Зевс вручил ему жезл-кадуцей с белыми лентами34, который каждый был обязан свято уважать, а также дал сыну широкополую шляпу и крылатые золотые сандалии, которые могли переносить его со скоростью ветра.
Так Гермес был принят в семью олимпийских богов. Но страсть к мелкому воровству не оставила его. Скоро Арес ходил без своего меча, у Посейдона пропал трезубец, Гефест нигде не мог найти свои клещи, а богиня любви обнаружила, что исчез ее пояс. Даже молнии, грозное оружие своего отца, попытался стащить Гермес, но обжегся и поднял крик. Зевс хотел было выгнать юного бога-воришку с Олимпа, но проделки Гермеса были беззлобны, пропавшие вещи скоро находились и все его каверзы больше забавляли, чем гневили богов. В нем было столько молодости и обаяния, что без него Олимп стал бы пустым и мрачным. Как смеялись все боги, когда одна афинская стряпуха, по наущению Гермеса, вылила лохань пресного теста прямо на лучезарную голову Аполлона!
Да и кто из богов смог бы справиться с уймой обязанностей, с которыми легко справлялся Гермес? Уже на рассвете он подметал пиршественный зал на Олимпе и обегал все помещения дворца, чтобы проверить, все ли в надлежащем порядке. Покончив с этой работой, непоседливый бог бежал к Зевсу за распоряжениями на день. С этой минуты он только и знал, что летал и бегал, — возвращался, отчитывался, и снова спешил с очередным поручением громовержца. Ночью Гермес тоже не знал покоя. Заблудившимся он указывал правильную дорогу, провожал тени умерших в подземное царство. Не будь Гермес бессмертным и вечно юным богом, он давно бы умер от изнеможения.
Однажды Зевс, приняв образ человека, вместе с Гермесом отправились на землю, чтобы проверить, как люди соблюдают священные законы Олимпа: уважают ли старость, почитают ли родителей, не нарушают ли законы гостеприимства. На закате солнца, под видом путников, они вошли в небольшой городок во Фригийской земле. Постучали боги в одну дверь, в другую — всюду им отказывали в ночлеге. Уже наступила ночь, когда Зевс и Гермес подошли к маленькой покосившейся хижине, в которой жили бедный старик Филемон со своей старухой женой Бавкидой.
Хозяева радушно открыли дверь перед незнакомцами, раздули огонь в очаге, чтобы путники обогрелись, и усадили их за стол. Только из угощений, кроме глиняного горшка с овощами, ничего не смогли поставить на стол бедные старики. Тогда Бавкида решила пожертвовать единственным гусем, который топтался тут же в комнатке на земляном полу, и бросилась его ловить. "Сохрани гуся, добрая женщина, — сказал Зевс Бавкиде, — еды у нас на всех хватит". Оглянулась женщина и увидела на столе вареное мясо на блюде, хлеб в корзине, вино в кубках, сыр, фрукты… Чего на только что пустом столе не было!
Испугались хозяева, спросили гостей, кто они. Тут и открылись им боги. "Гостеприимство, какое вы нам оказали, достойно самой высокой награды, — сказал Зевс старикам. — Просите, и я исполню любое ваше желание".
Не один десяток лет прожили вместе Филемон и Бавкида, но продолжали нежно любить друг друга. И желание у них было одно: умереть одновременно. Выслушал Зевс желание престарелых супругов и повелел им следовать за ним. Все четверо вышли из города и поднялись на вершину холма.
С высоты холма, в лучах утренней зари, старики увидели на месте своей хижины прекрасный храм, отражающийся в воде большого озера. Боги затопили негостеприимный город, а его жителей превратили в лягушек. "Вы будете хранителями этого храма", — сказал Зевс Филемону и Бавкиде. Затем боги исчезли.
А Филемон и Бавкида жили еще долгие годы, оставаясь жрецами нового храма, пока однажды не превратились в два дерева, сросшиеся стволами. Так исполнилось их единственное желание: умереть вместе, чтобы один не видел смерти другого. В ветвях этих деревьев птицы свили гнезда, а путники, отдыхая под их сенью, рассказывали историю о недостойных жителях города, затопленного водами озера и о благочестивых стариках.
Вечно занятый, Гермес так и не нашел себе законной супруги. Но у него было множество сыновей от богинь, нимф, наяд и смертных женщин. Судьбы всех его детей были благополучными. Лишь одного из них, Дафниса, жестоко наказала судьба. Он был рожден сицилийской нимфой в лавровой роще и, сразу после рождения, покинут матерью. Пастухи нашли и воспитали брошенного ребенка. Когда Дафнис подрос, пастухи доверили ему пасти многочисленные стада. Юный сын Гермеса, как и положено пастуху, научился играть на свирели, и достиг в этом искусстве высочайшего совершенства. Полюбившая Дафниса нимфа по имени Номия35 взяла с него клятву, что он никогда не изменит ей, в противном случае она ослепит его. Однако ее соперница ухитрилась соблазнить Дафниса, и Номия выполнила свою угрозу, — она выколола ему глаза. Какое-то время Дафнис утешал себя сочинением грустных стихов36 о потерянном зрении, но прожил недолго. Гермес обратил своего сына в камень и сделал так, что в Сиракузах забил источник, который в память несчастном пастухе назвали Дафнис37.
Если Зевс не часто спускался на землю, то Гермес появлялся среди людей каждый день, подавая им добрые советы, спасая от разбойников, предупреждая о грозящих опасностях. Хватало времени у Гермеса и на разные полезные изобретения. Он придумал игру в кости и способ гадания по ним, составил алфавит, научил людей ориентироваться по звездам, точно определять расстояние и вес38, выращивать оливковые деревья, состязаться в силе и ловкости по спортивным правилам. Купцы видели в Гермесе своего покровителя, ораторы — бога красноречия, атлеты — божественного судью. Как самого изворотливого и хитрого бога, чтили Гермеса всяческие мошенники. Но особенно почитаемым был Гермес — "добрый пастырь" — среди пастухов. Выпуская утром стада, хозяева говорили: "Идите козы криворогие, барашки тонкорунные, паситесь на зеленой траве среди гор и не бойтесь волков, ибо Гермес начеку".
Глубоко в пучине моря стоит дворец Посейдона, получившего после победы над титанами бескрайнее морское царство39. Властвует над морями Посейдон, и волны моря послушны движению его руки, вооруженной грозным трезубцем. Взмахнет трезубцем владыка морской стихии, — словно горы, вздымаются волны, покрытые белыми гребнями пены, опустит его, — стихает буря, а море, синее, беспредельное, тихо заплещется у берегов.
Все обитатели моря — даже древние морские божества — подданные Посейдона. Самый мудрый среди старых морских богов — Нерей.
Он знает все тайны будущего. Чужды Нерею ложь и обман, только правду он открывает богам и смертным. Пятьдесят прекрасных дочерей было у Нерея, а самая красивая — Амфитрита. Однажды увидел Посейдон, как на мелководье весело играет с набегающими волнами юная Амфитрита и пленился ею40. Но ее испугал грозный вид морского бога, и убежала она на край света, туда, где на своих плечах держал небесный свод титан Атлант. Долго искал Посейдон прекрасную дочь Нерея, пока дельфин не открыл ему, где укрылась Амфитрита41. Не удалось Амфитрите спрятаться даже на краю света. Подхватил владыка морей нереиду и на своей колеснице, запряженной четверкой белоснежных коней, способных летать по воздуху, умчал ее в свой изумрудно-зеленый дворец.
Так стала Амфитрита женой Посейдона и морской богиней. Вскоре подарила Амфитрита своему супругу сына Тритона42. Тритону нравилось жить не во дворце своего отца, а в самых недоступных глубинах моря43. Он редко показывался не только людям, но и своим родителям. Стеснялся Тритон своей внешности: широкого рыбьего рта с длинными, торчащими во все стороны клыками, жабрами вместо ушей, заросшего раковинами тела и дельфиньего хвоста вместо ног. Умел сын Посейдона вызывать на море бурю не меньшую, чем отец взмахом своего трезубца. Стоило только Тритону подуть в свою волшебную раковину, как налетал свирепый ветер и начинался шторм. Верная гибель ждала моряков, не успевших в такую погоду найти тихой бухты.
Посейдон, как и его родной брат Зевс, не считал для себя необходимым хранить верность своей супруги. Богини, титаниды, нимфы, простые смертные женщины имели от морского бога несчетное число детей. Даже сама Гея-земля имела от него сына Антея, которого никто не мог победить, пока он соприкасался с землей, породившей его. Кровожадный египетский царь Бусирис, убивавший всех чужеземцев, попавших в Египет, вождь племени бебриков непревзойденный кулачный боец Амик, разбойник Скирон, прозванный Сосносгибателем, киклоп Полифем, тоже были сыновьями владыки морей. Да разве перечислишь всех детей Посейдона…
Весь эллинский мир почитал могучего морского бога. В портовых городах и самых маленьких рыбачьих поселках, на островах и мысах стояли посвященные Посейдону величественные храмы, в которых люди, живущие морем, приносили богу жертвы44 и обращались к нему с молитвой. Суровый, часто впадающий в гнев, Посейдон никогда не оставался глух к людским просьбам.
Однажды девушка по имени Амимона пошла с кувшином по воду. Стояла страшная засуха, и все источники пересохли. Измученная зноем и дальней дорогой, девушка уснула под деревом. Разбудил ее треск сухих веток. Амимона открыла глаза и увидела пасущегося неподалеку оленя. "Нельзя упускать такую великолепную добычу", — подумала она, натянула лук, с которым не расставалась, и пустила легкую стрелу прямо в шею оленя. Но стрела прошла мимо, улетела в чащу и попала в спящего сатира. Взревел раненый сатир, бросился к Амимоне, чтобы растерзать ее. Ноги подкосились от страха у девушки, только и хватило у нее сил крикнуть: "Спаси, Посейдон!" В тот же миг между Амимоной и сатиром появился владыка водной стихии. Он с такой силой метнул свой трезубец в лесное чудище, что грозное оружие бога, насквозь пробив тело сатира, вонзилось в гранитную скалу. "Что ты делаешь одна-одинешенька в этих безлюдных местах?" — спросил Посейдон Анимону. Заикаясь от пережитого ужаса, Амимона ответила: "Я искала хоть немного воды. Мой отец, мои сестры умирают от жажды". — "Подойди к скале и вырви из камня мой трезубец", — приказал Посейдон. Как только Амимона выполнила приказание бога, тотчас из гранитного камня забил источник чистой холодной воды45.
Был Посейдон, бесспорно, самым великим, самым могущественным повелителем водной стихии, но не единственным. В южных морях жил премудрый Протей. Он пас тюленьи стада Посейдона и считался всего лишь подданным Посейдона. Был Протей груб, нелюдим, а если и помогал кому-нибудь, то только тогда, когда сам этого хотел. И все же люди почитали его как бога, потому что он знал все, что должно произойти в будущем. Каждый день в полдень Протей покидал глубины моря, чтобы подремать в каком-нибудь гроте на побережье. Тогда его можно было поймать. Но для этого требовалось немало сил и отваги, ибо умел Протей менять свой облик и превращаться во льва, змея, мог растечься водой, пылать как огонь, становиться то деревом, то скалой. Нужно было крепко держать Протея, все сильнее сжимая, и ничего не бояться. Исчерпав свои силы, Протей нехотя соглашался предсказать будущее или дать добрый совет. За это и чтили его люди.
Когда море спокойно и голубая даль безоблачна, тогда можно было увидеть Главка — божества всех рыбаков. Когда-то он был человеком. Однажды он шел берегом моря и заметил, что рыбы, которых волна выбрасывает на берег, обретают новые силы и снова уходят в море. Главк догадался, что трава, растущая на этом берегу, обладает какими-то чудесными свойствами. Сорвал Главк пучок травы, пожевал, и охватило его непреодолимое желание броситься в море и навсегда остаться там. Волны нежно приняли его, и стал Главк божеством рыбаков и мореходов.
По всем морям искал Главк себе достойную супругу и остановил свой выбор на прекрасной нимфе Скилле, дочери морского демона Форкия. Но Скилла не ответила Главку взаимностью. Тогда отправился Главк к волшебнице Кирке, чтобы взять у нее напиток, который помог бы приворожить нимфу. Но так красив и строен был бог рыбаков, что Кирка сама полюбила его. Она дала Главку запечатанный кувшин и велела вылить его содержимое в источник, в котором всегда купалась Скилла. Разве мог знать Главк, что за зелье налила Кирка в кувшин…
Вылил Главк из кувшина темную пахучую жидкость в источник, и как только Скилла вошла в воду, отвратительные чудовища облепили ее тело. Бросилась испуганная нимфа в родную морскую стихию, чтобы смыть соленой водой гнусных тварей, но они приросли к ней и стали ее неотъемлемой частью. В морское страшилище превратили красавицу Скиллу чары ревнивой волшебницы Кирки46. Выросли у дочери Форкия двенадцать хищных лап, шесть омерзительных голов на длинных шеях, а в каждой пасти в три ряда сверкали острые зубы. Она поселилась на берегу Сицилии, в скальной пещере над узким проливом. Зимой и летом висела над логовом Скиллы непроницаемая туча. Ни юркая лодка, ни быстроходный пятидесятивесельный корабль не могли благополучно проскочить это страшное место, — чудовище всегда успевало похитить и проглотить нескольких мореходов.
Богиней, спасительницей терпящих бедствие моряков, была Левкотея. Когда-то она, как и Главк, жила на земле, но, спасаясь от впавшего в безумие мужа, бросилась с сыном Меликертом на руках в морскую пучину. Посейдон не дал им погибнуть, сделав их добродетельными морскими божествами47.
Говорили, что где-то далеко на западе, в глубинах моря, живут Понт, древний морской бог, и седой титан Океан. Этим богам поклонялись в незапамятные времена далекие предки. Люди забыли их после того, как Зевс одержал победу над богами-титанами. Владыка Олимпа не сбросил в бездну Тартара старых богов моря, как поступил с другими титанами48. О Понте он совсем не вспоминал, будто и не было его вовсе, а старца Океана Зевс сделал богом той большой реки, которая омывает всю землю вокруг49.
Все реки, даже в глубинах земли соединяются с морем — владением Посейдона, поэтому все речные божества — подданные бога морей. Каждая, даже самая маленькая речка, даже самый слабый ручеек имеют своего божественного покровителя, который, окруженный нимфами и наядами, управляет бегом своих вод, устанавливает и меняет их русло. Люди с почтением относились к речным божествам. Им, как и грозным морским богам воздвигали храмы, ставили алтари, а мудрецы поучали:
Прежде чем в воду струистую рек, непрерывно текущих, Ступишь ногой, помолись, поглядев на прекрасные струи, И многомилую, светлой водою умой себе руки. Рук не умывши, души не очистив, пойдешь через реку — Боги речные тебя покарают, несчастье пославши вдогонку50. |
Когда, победив старых богов-титанов, олимпийские боги делили между собой мир, солнечный титан Гелиос выезжал на своей золотой колеснице с восточных берегов Океана, чтобы на западе, по другую сторону горизонта, снова погрузиться в воды великой реки, опоясывающей землю. Этот путь он совершал уже многие тысячи лет. Освещать землю — было почетной обязанностью великого титана. Гелиос и не помышлял о том, чтобы направить бег своей колесницы к Олимпу, в сторону от проторенной дороги. Ему не было никакого дела до распрей старых и новых богов. Он совершал столь необходимую для всего живущего работу, ибо без солнечных лучей скорая и неминуемая смерть ждет все живое на земле.
Зевс, получивший по жребию в свое владение небо, решил не обременять себя лишними хлопотами, и оставил на тверди небесной Гелиоса, а за одно и его родных сестер — Эос-зарю, и Селену-луну. Поэтому-то ничего не изменилось на небе, когда власть над миром перешла к новым богам. Как и прежде Селена отправляется в путь по ночной дороге и движется среди бесчисленных звезд. Как и прежде к утру блекнут звезды, и Эос открывает серебряные врата дворца Гелиоса. Как и прежде проснувшаяся земля приветствует появление на небосклоне бога солнца. Лишь однажды нарушен был заведенный на небесной тверди порядок. И произошло это по вине Фаэтона, сына Гелиоса.
Смертным был рожден Фаэтон, потому что матерью его была земная женщина Климена. Однажды один из родственников Фаэтона51 сказал ему: "Не верю я, что ты сын лучезарного Гелиоса. Неправду говорит тебе мать. Ты сын простого смертного". Краска стыда и гнева залила лицо Фаэтона. Побежал он к матери, бросился к ней на грудь и стал жаловаться на оскорбление. Но мать его, вознеся руки к небу, воскликнула: "Клянусь тебе Гелиосом, который все видит и слышит, ты — сын бога солнца! Пойди к нему сам, и он подтвердит мои слова".
Отправился Фаэтон к Гелиосу и со слезами на глазах стал просить, чтобы бог уничтожил его сомнения. "Да, ты мой сын, — сказал Гелиос, — правду сказала тебе мать. А чтобы ты не сомневался больше, проси у меня что хочешь. Клянусь водами Стикса, я исполню любое твое желание". И тогда Фаэтон попросил отца позволить ему хотя бы один день доверить ему солнечную колесницу.
"Безумный! Ты просишь невозможного! — воскликнул Гелиос. Даже бессмертные боги не справятся с моими конями! Только моя рука в силах удержать коней, чтобы они не понесли. Я не хочу твоей гибели и не могу отказать тебе, ибо дал я самую священную клятву. Откажись от своей просьбы! Ведь ты просишь себе верную гибель!" Но Фаэтон, обвив шею отца руками, настаивал на своем. "Хорошо, я исполню твое безумное желание, — печально сказал Гелиос и повел сына к своей золотой колеснице.
Крылатые кони, чувствуя приближение утра, нетерпеливо били копытами. Гелиос дал сыну последние наставления: "Только не гони лошадей, и держи крепче вожжи. Дорогу ты увидишь по наезженной колее. Она пересекает все небо. Не поднимайся слишком высоко, чтобы не сжечь небо. Не опускайся слишком низко, чтобы не опалить землю". Надел Гелиос на голову сына свой золотой венец, и вырвалась солнечная колесница под лазурный небесный свод.
Огнедышащие кони Гелиоса почувствовали, что ими управляет слабая, неопытная рука, и сразу же свернули с проторенной дороги. Они то взлетали высоко, что небесная твердь начинала плавиться, то опускались слишком низко, и тогда горела земля, в пар превращались реки. Застонало небо, взмолилась к Зевсу, Гея-земля, и царь богов поразил Фаэтона молнией.
Упал Фаэтон в воды реки Эридан52. Там нимфы-геспериды оплакали сына Гелиоса и предали тело его земле. В глубокой скорби бог солнца спрятал свой лик за дымом пожарищ и целый день не появлялся на небе. Убитая горем Климена долго искала тело погибшего сына. Наконец нашла она его гробницу. Скорбь ее была безгранична, а вместе с ней скорбели сестры Фаэтона — гелиады. В тополей превратили плачущих гелиад олимпийские боги53. С тех пор стоят тополя над рекой Эриданом, и падают их слезы в студеную воду54. Скорбел о гибели Фаэтона и друг его Кикн. Его сетования далеко раздавались по берегам реки. Видя неутешную печаль Кикна, Зевс превратил его в лебедя. Так и живет Кикн на воде, страшась огня, погубившего Фаэтона.
Селена, родная сестра Гелиоса, осталась безучастной к гибели Фаэтона. Она сама недавно перенесла тяжелую утрату. Однажды увидела богиня луны с высоты ночного неба спящего пастуха по имени Эндимион. И таким юным, таким прекрасным показался он Селене, что она упросила Зевса даровать пастуху вечную молодость, чтобы морщины никогда не испортили чистоту его лица.
Еще никого из смертных Зевс не награждал вечной молодостью, однако, на удивление, легко согласился. Поспешила Селена к прекрасному пастуху, стала его будить, но пастух продолжал сладко спать. Вот уже утренняя заря занялась на востоке. Наступила пора уступить небо своему брату Гелиосу. Тогда перенесла Селена спящего Эндимиона в грот горы Латмос с мыслью о том, что следующей ночью она снова спустится с неба на землю и подарит ему свою любовь.
Но следующей ночью Селена нашла Эндимиона спящим на том же самом месте. Целый год Селена останавливала по ночам свою колесницу над латмийским гротом в надежде пробудить прекрасного пастуха, пока не поняла, что спит Эндимион вечным непробудным сном. Говорят, что и теперь, в ту пору, когда поют соловьи, Селена сходит на землю, гладит волосы юноши, сохранившего свою молодость, шепчет заклятья, но не может его разбудить.
Может гнев таил Зевс на непокорных титанов и на всех их потомков, а может быть были на то другие причины, только обрек он на любовные муки и другую сестру Гелиоса — Эос.
Весенним утром увидела богиня зари прекрасного царевича Титона, полюбила его и пожелала вступить с ним в брак55. Но так как он был смертным, она упросила Зевса одарить его вечной жизнью56. Царь богов не заставил себя долго упрашивать. "Нет ничего проще, — сказал он Эос, — будет твой супруг, по слову моему, жить вечно". Стал Титон мужем богини. Шли годы счастливого брака, и вдруг заметила Эос перемены: спина у Титона сгорбилась, поседели волосы на висках, гладкое прежде лицо покрылось сетью морщин. С каждым днем Титон все больше и больше старел. Горько плакала богиня, глядя на дряхлеющего мужа. Ведь она забыла попросить Зевса, чтобы он вместе с бессмертием даровал Титону вечную молодость. Не одну сотню лет прожил Титон, пока не одряхлел окончательно. Он стал таким маленьким, сморщенным, что жена укладывала его в колыбель и, стыдясь, прятала от богов. Видя, как устала Эос ухаживать за своим супругом, Зевс превратил его в сверчка57.
Из всех небесных богов только богиня радуги Ирида не испытала горя. Она была прислужницей Геры и помогала царице Олимпа при утреннем и вечернем туалете, стелила ей постель и укладывала спать. Сама же Ирида не ложилась никогда. Не снимая сандалий, не развязывая пояса, она дремала, где придется, каждое мгновения готовая явиться на зов Геры. У Ириды были большие крылья, и она летала на них даже быстрее Гермеса. Радостью наполнялись сердца людей, когда Ирида растягивала чудесную семицветную радугу-арку, соединяющую землю с небом.
За многими, многими реками, многими горами, на последних рубежах запада, где кончается земля, куда не достигает даже самый слабый луч солнца, находится вход в подземное царство мертвых — владения Аида58. Перед этим входом простирается унылая равнина, поросшая кое-где вербами, тополями с черной корой и желтыми цветами асфоделами59. Дальше, за входом, начинаются болота и трясины Ахеронта — реки скорби, воды которой сливаются с потоками Стикса60. Девять раз опоясывает Стикс все подземное царство. Ее черными неподвижными водами клянутся олимпийские боги, и нет клятвы нерушимее, чем эта клятва. Одним рукавом Стикс вливается в русло реки плача под названием Кокит, от которой берет начало Лета — река забвения. Кто напьется из нее воды, тот забывает обо всем, что видел и пережил на земле.
Тени умерших должны переплыть все эти реки. Но сами они сделать этого не могут. Поэтому они просят Харона, чтобы он перевез их на своей лодке. Этот всегда мрачный, сварливый, обросший седыми волосами старик перевозит не всех. Он грубо отталкивает длинным шестом всех, кто не может заплатить ему за перевоз. За свою услугу берет Харон немного — всего лишь мелкую медную монету, и тень умершего должна иметь ее при себе, иначе она останется на берегу Стикса, где будет бесцельно блуждать целую вечность61.
Переправившись через реку, тени собираются в дрожащие, испуганные толпы — навстречу им выходит Кербер, свирепый трехголовый пес. Еще издали слышен его хриплый лай, эхом раздающийся под мрачными сводами. Для теней, вступающих в царство мертвых он не опасен, но пусть только попробует кто-нибудь вернуться обратно на землю. Тогда Кербер ужасен. Бросается он на свою жертву, опрокидывает, топчет лапами, рвет и уносит в глубочайшие пропасти аида.
Здесь, за девятым руслом Стикса, начинается обитель мертвых — необозримая холодная равнина, по которой проносятся пронзительные ветры, перегоняющие с места на место бесплотные тени умерших. Здесь их ждет посмертный суд. Каждая тень, выстояв в длинной очереди, предстает перед тремя грозными судьями: Миносом, Эаком и Радамантом. Когда-то они были земными царями и справедливо правили на земле, а после смерти по воле Зевса стали судьями в царстве мертвых. Они взвешивают добрые и дурные поступки умерших и определяют место, где им предназначено остаться на веки.
Извилистой дорогой между смрадным болотом и черной пустыней пролегает путь к чертогу властелина этой страны — Аиду, брату Зевса. Огненный поток Пирифлегетон окружает дворец Аида. Огромные ворота дворца так прочно опираются на алмазные колонны, что ни один из богов не смог бы сдвинуть их с петель. За этими воротами — зал, стены которого отлиты из бронзы. Здесь и восседает на золотом троне бог Аид.
Глубоко под дворцом Аида находится Тартар — место самых страшных наказаний преступников и нечестивцев. Охраняют Тартар три чудовищных сестры — три старухи эринии. Их черные одежды подобны крыльям летучих мышей. С синих губ эриний стекает пена, а дыхание ядовито. Со змеями и факелами в руках носятся они по Тартару и следят, чтобы тот, кто наказан пребыванием в Тартаре, в полной мере нес возложенную на него кару.
Эриниям помогают демоны-керы. Вечно жаждущие человеческой крови, они часто пробираются на землю, и, как только заслышат отголоски сражения, спешат на поле битвы, чтобы выпить из тела раненого воина всю его горячую кровь. Из Тартара на свет выходит и демон Эврином, который пожирает тела умерших, пока от них не останутся одни кости.
Здесь же обитает Геката — богиня призраков, ночных кошмаров, волшебства и заклинаний. Лунными ночами она, трехголовая и шестирукая, покидает Аид, чтобы в окружении злых демонов, колдуний и своры свирепых псов, пугая людей, носиться над свежими могилами и перекрестками дорог62.
Каждую ночь выходят на землю и другие исчадия Аида: Эмпуса — чудище с ослиными ногами, которое, заманив человека в укромное место, выпивает всю его кровь и Ламия — призрак, крадущий грудных детей.
Из века в век, сливаясь в общий горестный хор, раздаются в Тартаре стоны осужденных. Здесь несут расплату за свое злодеяние данаиды — дочери царя Даная.
Они обречены набирать из подземного источника воду и переливать ее большой глиняный сосуд до тех пор, пока не наполнят его. Но сосуд этот — дырявый, и работа данаид — бесконечна.
Пятьдесят дочерей имел Данай, а его брат Египет — пятьдесят сыновей. Захотели сыновья Египта взять в жены своих двоюродных сестер. Смертью угрожали они Данаю, если он не заставит своих дочерей выйти за них замуж. Испугался угроз Данай и уговорил дочерей уступить сыновьям Египта, но в первую же ночь после свадебных торжеств убить молодых мужей. Так и сделали данаиды — к утру сыновья Египта лежали на брачном ложе с перерезанным горлом.
Лишь одна из данаид, Гипермнестра, не смогла совершить ужасного преступления. Трижды она бралась за острый кинжал, и трижды ее рука отказывалась лишить жизни невинного человека. Разбудила Гипермнестра своего супруга Линкея и тихо сказала: "Убегай, Линкей, пока не настало утро. Спасайся, если хочешь сохранить свою жизнь. Сегодня ночью ты должен был умереть от моей руки. Но я не смогла убить тебя. Ведь ты стал моим супругом перед людьми и богами. Утром отец мой Данай сделает то, что не смогла сделать я". Испуганно соскочил Линкей с брачного ложа, стряхнул с себя остатки сна, и, не дожидаясь рассвета, исчез63. В царстве мертвых Гипермнестра была освобождена от наказания, к которому судьи приговорили ее сестер.
Неподалеку от данаид несет свое наказание царь Иксион. В жизни он был злобным тираном, убивавшим даже своих гостей и близких родственников. Святотатство Иксиона также не знало границ. Он посягал на честь самой Геры. По преступлениям его и наказан был Иксион: его навечно приковали к огненному вращающемуся колесу.
Здесь же несет заслуженное наказание царь Тантал. Он совершил за свою жизнь не одно преступление: похитил со стола богов нектар и амброзию — пищу, дающую бессмертие; разгласил людям тайные решения Зевса; спрятал похищенную из храма Зевса золотую собаку. Но самым тяжким преступлением Тантала было такое: желая узнать, все ли ведомо богам, он пригласил их в гости и накормил мясом собственного сына Пелопса. За все эти преступления Тантал стоит в Тартаре по горло в свежей прохладной воде, но терзается непреодолимой жаждой, ибо, как только он нагибается, чтобы сделать глоток, — вода отступает64.
Рядом с Танталом терпит вечную муку великан Титий, сын Геи, за то, что оскорбил мать Аполлона и Артемиды титаниду Лето. Он лежит, растянутый по девяти большим полянам, и два грифа беспрестанно терзают его тело, вырывая своими клювами целые куски мяса. Но мясо нарастает вновь, и поэтому мучения Тития никогда не кончаются.
Несет наказание в Тартаре и коринфский царь Сизиф. Когда-то он осмелился обмануть самого Зевса. Разгневанный владыка Олимпа послал к Сизифу Танатоса — демона смерти, чтобы тот немедленно отправил святотатца в царство Аида. Но хитрый Сизиф сумел обмануть даже смерть. Он устроил Танатосу почетную встречу. Пригласил его к роскошному столу, а когда демон смерти изрядно захмелел, Сизиф крепко связал его и запер в пиршественном зале. На земле после этого перестали умирать люди, напрасно мучались больные и смертельно раненые. Они просили Танатоса прекратить их страдания. Но смерть не приходила к ним. Сам Аид удивлялся, почему так долго не появляются в его царстве новые тени умерших. Послал он узнать, куда подевался Танатос. Нашел демона смерти Арес, освободил его и сразу же отдал ему Сизифа.
Но и на этот раз хитрость и изворотливость Сизифа взяли верх. Он приказал своей жене плеяде Меропе не предавать его тело ни земле, ни огню погребального костра, и не совершать никаких заупокойных обрядов. Как только оказался Сизиф в царстве Аида, сразу же начал жаловаться на Меропу и просить позволения вернуться на землю, чтобы наказать супругу за нерадивость. Лестью уговорил, наконец, Сизиф Аида позволить ему вернуться на три дня домой. Но хитрому коринфскому царю куда больше нравилось жить под голубым небом, под теплыми солнечными лучами, чем тенью пребывать во владеньях Аида. Пришлось Гермесу самому явиться за Сизифом и насильно доставить его в преисподнюю.
За уловки и обманы, совершенные при жизни, Сизиф понес суровое наказание. Он был осужден закатывать на крутую гору огромный камень. По всему подземному царству слышно его тяжелое дыхание. Пот ручьями стекает по его лицу. Но когда уже близка вершина горы, камень вырывается из его рук и с грохотом скатывается вниз. Приходится Сизифу бежать вслед за ним и вновь толкать его в гору. Никогда не кончается этот тяжелый, бессмысленный сизифов труд.
Пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать людей, которые побывали в царстве Аида и живыми вернулись к свету солнца65. Одним из таких героев был величайший в Элладе певец Орфей.
У самого златокудрого Аполлона научился Орфей, сын речного бога Эагра и музы Каллиопы искусству музыки и пения. Когда он брал лиру и начинал петь, слушатели забывали обо всем на свете, затихали птицы, а дикие звери переставали преследовать свою добычу. Даже ветви склонялись поближе к чудесному певцу.
Его женой была нимфа Эвридика. Любили они друг друга безмерно. Однако красота Эвридики вызывала любовь не только у Орфея. Кто бы ни увидел ее, не мог не полюбить. Так случилось и с Аристеем, сыном Аполлона и нимфы Кирены, той, что одной рукой могла душить львов.
Увидел Аристей Эвридику в темпейской долине. Она, на зеленой поляне, как бы расшитой цветами, собирала букет. Не знал Аристей, что прекрасная незнакомка жена Орфея, и стал преследовать ее. Бросилась Эвридика бежать, тогда и произошло несчастье: наступила она на ядовитую змею и умерла. Горько плакали подруги-нимфы над неподвижным ее телом. Тщетно убитый горем Орфей умолял свою любимую не уходить навсегда, вернуться к нему. Умолкла лира Орфея. Лишь стенания и вздохи скорби слышали теперь люди от знаменитого певца. Днем и ночью бродил он по лугам и рощам, повторяя имя своей безвременно покинувшей мир живых супруги. Не мог Орфей примириться с потерей Эвридики. Не мыслил он жизни без нее. И решил певец спуститься в царство мертвых, чтобы просить Аида вернуть Эвридику в мир живых. Аполлон помог своему любимому ученику. Он уговорил Гермеса, чтобы тот проводил Орфея к вратам Аида.
Скоро, сопровождаемый Гермесом, добрался Орфей до реки Ахеронт, где толпились души умерших в ожидании ладьи Харона. Увы, перевозчик Харон сразу распознал в Орфее живого человека. "Отойди! Только теням умерших есть место в моей лодке, да и то не всяким!" — закричал на певца Харон. Не долго думая, достал Орфей лиру и запел так задушевно, что неумолимый перевозчик растрогался до слез. Он сам усадил певца в лодку и направил ее к противоположному берегу. Так миновал Орфей первую преграду.
На другом берегу Ахеронта навстречу Орфею вышел Кербер, трехголовый страж царства мертвых. Но даже чудовищного пса заворожило пение Орфея, — Кербер даже не залаял!
Все дальше и дальше шел Орфей, окруженный тенями, слетевшими на звуки его чарующих песен. Когда он подошел к дворцу Аида, алмазные ворота раскрылись сами собой. Приблизился Орфей к золотому трону владыки царства мертвых и запел о своей утраченной любви, о счастье, которое принесла Эвридика, войдя супругой в его дом. В голосе певца было столько муки и душевной боли, что ледяное сердце Аида начало оттаивать. "Молю тебя, дай нам вновь ощутить блаженство быть вместе, хотя бы не надолго", — такими словами закончил Орфей свою песню-мольбу.
"Хорошо, Орфей, — сказал Аид после долгого раздумья, — верну я тебе твою жену, но с одним условием. Обещай мне, что ты пойдешь из моих владений первым и ни разу не оглянешься на супругу свою, идущую следом за тобой".
Согласился Орфей, — столь малое условие ставил Аид за небывалое чудо. Не стал он мешкать, сразу же отправился в обратный путь. Не слышал Орфей позади шагов своей любимой, ведь бесплотные тени передвигаются неслышно, но всем сердцем чувствовал ее присутствие. Вдруг за его спиной покатился камешек. "Уж не упала ли моя Эвридика?" — подумал Орфей, и оглянулся. В тот же миг он во второй раз потерял свою супругу, на этот раз навсегда. Ее легкая тень как осенний лист, гонимый северным ветром, унеслась обратно в царство мертвых. Напрасно пытался Орфей снова пройти к дворцу Аида. Все демоны преисподней преградили ему дорогу, а Гермес вывел потрясенного певца под голубой купол неба.
Удалился Орфей во Фракию, откуда был родом. Жалобными песнями наполнил он горы и долины этой страны. Ни на одну из женщин не взглянул певец за четыре года отпущенной ему после возвращения из Аида жизни. Однажды, лунной ночью, бродил Орфей в глубокой тоске по заповедной роще. Вдруг окружила его толпа опьяненных вином и безумными плясками вакханок. "Вот он, женоненавистник!" — закричала одна из них и швырнула в певца камень. Но камень, очарованный чудесным пением, упал к ногам Орфея. Это привело вакханок в неописуемую ярость. Градом посыпались камни на голову Орфея. Напрасно он молил о пощаде. Когда кровь его обагрила землю, обезумевшие вакханки разорвали Орфея на куски. Отлетела его тень в царство мертвых, к Эвридике.
Голову Орфея вакханки бросили в реку66. Вынесла река скорбный груз в море, а морские волны прибили его к острову Лесбос, где музы, которым Орфей служил всю свою жизнь, предали голову певца земле67. А лиру Орфея боги поместили на небе в виде созвездия68. Люди, которым можно верить, говорили, что после земной жизни Орфей и Эвридика вновь обрели друг друга на Островах Блаженных, куда переселяются души праведников69. Там, где царит вечная весна, цветы лугов и тенистые деревья никогда не увядают, их сердца соединились навечно.
Лишь один раз, отпустив из царства мертвых Орфея и Эвридику, Аид проявил сострадание. За это его не любили боги. Они никогда не приглашали его на Олимп. Да и сам владыка подземного царства предпочитал не покидать свой мрачный чертог, а если и появлялся на земле, то всегда в шапке из собачьего меха, которая делала его невидимым. Люди чтили Аида, но всегда в тревоге и молчании, и даже имени царя мертвых старались не произносить70.
Ужасно царство Аида. Ненавистно оно и богам и людям. Наверно поэтому у Аида долго не было законной супруги. Кто же из светлых олимпийских богинь захотел бы сойти под землю, хотя бы и царицей подземного мира? Вот и надумал Аид добыть себе жену похищением. В своей шапке-невидимке он долго искал подходящую жертву, и, наконец, остановил свой выбор на дочери самой благодетельной олимпийской богини — Деметры.
Была у богини плодородия и земледелия великой Деметры юная дочь Персефона71. От самого Зевса-громовержца она родила Персефону72. Беспредельна была любовь матери к своей единственной дочери, — не было у богини никого ближе и роднее. Целыми днями, подобно легкокрылой бабочке, резвилась Персефона со своими подругами в цветущей Ниссейской долине73, и сердце Деметры переполнялось радостью, когда она смотрела на свою веселую, полную жизненных сил красавицу дочь.
Когда Аид решил похитить Персефону74, он упросил богиню земли Гею вырастить в Нисейской долине дивные ярко-алые цветы75. Как только увидела дочь Деметры эти чудо-цветы, сразу захотела набрать целый букет. Только один единственный цветок успела сорвать Персефона, — вдруг разверзлась земля и из ее глубин на быстрой колеснице вырвался бог подземного царства. Быстрее молнии подхватил он красавицу и умчал под землю. Сомкнулась земля над похитителем и похищенной Персефоной. Только вскрикнуть успела дочь Деметры.
Лишь одна единственная нимфа по имени Киана, известная своей справедливостью, стала невольной свидетельницей похищения. Прежде чем сомкнулась земля над колесницей Аида, она успела броситься за похитителем с криком: "Не смей, как вор, похищать у матери дочь!" В гневе на бесстрашную нимфу, осадил Аид своих коней, и сказал ей: "Ты забыла, несчастная, что здесь мое царство. Так оставайся же под землей навсегда!"
И помчалась колесница Аида, унося Персефону все дальше и дальше вглубь земли. А Киана долго блуждала по подземному миру, все искала выхода к солнцу. Но тщетно, — заблудилась она в бесконечном лабиринте мрачных пещер. Выбившись из сил, села Киана на холодный камень и горько заплакала. Она плакала до тех пор, пока вся не изошла слезами, превратившись в тонкий ручеек, воды которого, все же пробились к свету, но, смешавшись с водой других ручейков и речушек, растворились в них без следа.
Когда на небе зажглась вечерняя звезда Геспер, Деметра забеспокоилась. Еще никогда не возвращалась Персефона так поздно. Поняла богиня, что с дочерью что-то случилось. От пламени, извергаемого огнедышащей горы Этны, Деметра зажгла два факела и отправилась на поиски.
Девять дней и ночей, одетая в черные одежды, с распущенными волосами блуждала богиня по свету. Каждого встречного расспрашивала Деметра об исчезнувшей дочери. Но никто не мог ей помочь76. Только ночная колдунья Геката сказала, что слышала отчаянный крик Персефоны.
На десятый день, заливаясь горькими слезами, Деметра обратилась к Гелиосу. "О, бог лучезарный! — обратилась она к нему. — Ты видишь все с высоты небес. Если есть у тебя хоть капля жалости к несчастной матери, скажи, где моя дочь? Где мне искать ее?" Ответил Деметре всевидящий Гелиос: "Знай, великая богиня, твою дочь похитил царь подземного мира Аид. Умерь свою великую печаль, ведь стала Персефона женой могущественного брата великого Зевса"77.
Услышала Деметра это известие и окаменела от горя. Боль утраты помутила разум богини. В гневе посылала она проклятья всем богам Олимпа. Когда Деметре вернулся рассудок, она поклялась: "Ногой не ступлю я на Олимп прежде, чем мне не вернут дочь, ни единому зернышку не дам прорасти из земли!"
Никогда не бросала великая богиня своих слов на ветер, и по слову ее, завяли и облетели листья на деревьях, трава поблекла, прежде плодородные нивы перестали давать урожай. А Деметра, погруженная в печаль по нежно любимой дочери, словно не замечала того, что происходит вокруг.
Бесцельно блуждая по земле, пришла Деметра к городу Элевсину. Там, у городских стен, она села на "камень скорби". Темные одежды, спадавшие прямыми складками и неподвижный взгляд, устремленный в пространство, делали ее похожей на статую. В это время проезжали на колеснице, запряженной осликом, дочери элевсинского царя Келея. Увидев печальную, одиноко сидевшую женщину, они остановились и спросили: "Кто ты и как зовут тебя, почтенная женщина? О чем ты скорбишь? Мы царские дочери, и можем помочь тебе".
Деметра не захотела открыть девушкам, что она — богиня. "Меня зовут Део, — ответила она, — и я рождена далеко отсюда. Остров Крит моя родина. Меня похитили морские разбойники, но я смогла убежать от них. Иначе они продали бы меня в рабство. Неведомо мне название этой страны и что за люди здесь живут. Пусть боги даруют вам счастье за то, что вы были приветливы со мной. Помогите мне найти семью, где недавно родился младенец. Я бы взялась нянчить его, заботилась бы о нем, как о родном, помогала по хозяйству и могла бы научить женщин разным полезным вещам".
Пошептались между собой царские дочери, и старшая из них сказала: "Посиди здесь еще немного, добрая женщина. Может быть наша мать, царица Метанира, захочет взять тебя нянькой к нашему братишке". Деметра в знак согласия кивнула головой, и сестры поспешили к своему дому. Не долго пришлось Деметре ждать возвращения дочерей Келея. Как на крыльях они прибежали назад и сообщили, что царица Метанира согласилась взять незнакомку в услужение.
Весь дом Келея озарился светом, когда богиня переступила его порог. Метанира встала навстречу Деметре. Сразу поняла царица, что не простую смертную привели ее дочери. Она низко склонилась перед почтенной женщиной и предложила ей сесть в свое царское кресло. Но богиня, опустив глаза, молча стояла. Только когда служанка принесла простой стул, Деметра села на него и повторила вымышленный рассказ о своей судьбе.
Так Деметра осталась в доме царя Келея78. Ей поручили воспитывать новорожденного царского сына, нареченного Демофонтом. Как родного сына полюбила богиня младенца. И захотела она сделать его бессмертным. Каждую ночь, когда в доме Келея все засыпали, Деметра погружала малыша в жаркое пламя очага. Очистительный огонь должен был истребить в ребенке все смертное79. Ни Келей, ни Метанира ничего об этом не знали. Они только удивлялись, как быстро растет и как прекрасно выглядит их дорогое чадо.
Однажды царица все же решила посмотреть, не слишком ли крепко спит ночью нянька Демофонта. Холодным потом покрылась царица, когда увидела, что ее дитя лежит в очаге, со всех сторон объятое огнем. "Сын мой! — закричала Метанира. — Что сделала с тобой эта чужеземка!?" Деметра тотчас вынула ребенка из огня и отдала его матери. "О, неразумная! — сказала богиня. — Я хотела даровать твоему сыну бессмертие. Но ты все испортила. Теперь сделать его бессмертным уже невозможно. Он умрет, как все люди, рожденные женщиной. Знай же, чьи руки пестовали твоего сына. Я богиня Деметра, почитаемая во всем свете, ибо без моего благоволения все живое на земле гибнет. Прикажи, чтобы жители Элевсина воздвигли рядом с городом храм. Я сама скажу, какие в нем надлежит совершать обряды, чтобы воздать мне подобающие почести"80.
После этих слов неземной свет разлился по покоям дома Келея, и Деметра предстала перед глазами Метаниры в своем божественном облике. Золотые, цвета спелой пшеницы волосы ниспадали на плечи богини, благоухание лилось с ее одежд. Опустилась царица Метанира на колени под величественным, светившимся мудростью взглядом богини.
С рассветом Метанира поспешила к своему супругу и рассказала ему обо всем, что случилось. Келей приказал собрать всех жителей города и велел начать строительство большого храма, посвященного Деметре. А когда храм был закончен, Деметра воссела в нем, продолжая предаваться печали по своей исчезнувшей дочери.
В тот год люди узнали, что значит скорбь богини плодородия. По всей земле не взошла ни одна травинка. Напрасно напрягались быки, влача по полю тяжелые плуги, напрасно бросали люди зерно в борозды. От голода погибали целые племена. Вопли голодных людей неслись к небу. Перестали куриться на земле жертвы бессмертным богам. Смерть грозила всему живому, ибо земля превратилась в пустыню.
Не мог Зевс допустить всеобщей гибели. Послал он Ириду-радугу на землю, чтобы она позвала Деметру на совет богов. И просила Ирида Деметру, и умоляла, и гневом Зевса угрожала — непреклонной осталась богиня плодородия, не захотела возвращаться на Олимп, прежде чем возвратит ей Аид Персефону.
Послал тогда Зевс к своему мрачному брату Аиду Гермеса, поручив ему обходительными речами убедить царя подземного мира отпустить дочь Деметры. Спустился Гермес под землю, предстал перед сидящим на троне владыкой теней умерших и передал ему волю Зевса. Не осмелился Аид перечить громовержцу. Но прежде чем отпустить Персефону, он угостил ее сочным плодом граната81. Всего-то несколько зернышек проглотила Персефона. Она не знала, что в этих зернышках таилась великая сила, которая неодолимо влечет жену к мужу. Теперь Аид был уверен, что Персефона скоро вернется к нему82.
Взошла дочь Деметры на колесницу Аида, и бессмертные кони в одно мгновение перенесли ее в Элевсин, прямо к ступеням храма богини плодородия. Бросились Деметра навстречу дочери, заключила ее в объятия — снова была с ней ненаглядная Персефона. С ней вернулась Деметра на Олимп. Вновь нежной весенней листвой покрылись деревья, запестрели цветами луга, заколосились нивы. Все живое ликовало и славило богиню Деметру и ее дочь Персефону.
Шло время. Старая луна много раз сменилась новой. Загрустила Персефона. Это проглоченные зерна граната напомнили ей о супружеском долге. "Ты знаешь, как я люблю тебя, — обратилась Персефона к матери, — но отпусти меня ненадолго к Аиду, ведь он мне — муж. Я обещаю, что скоро вернусь". Не хотела Деметра вновь расставаться с любимой дочерью и ответила ей отказом. Тогда Зевс по совету Геры, хранительницы брака, решил: две трети года Персефона должна проводить с матерью на земле, а одну треть — с мужем в подземном мире83.
С тех пор Персефона осенью покидает мир поднебесный и переселяется к мужу Аиду. Тогда Деметра вновь погружается в печаль и облекается в темные одежды, а вместе с ней горюет вся природа: ветер срывает пожелтевшие листья, пустеют нивы и наступает зима. Когда же в блеске весны Персефона возвращается к матери, великая богиня щедрой рукой рассыпает дары свои и, благословляя труд земледельца, обещает богатый урожай.
Великая Деметра, дающая плодородие земле, сама научила людей, как возделывать хлебородные нивы. Она дала Триптолему, старшему сыну Келея и Метаниры, семена пшеницы, и он первым вспахал поле у Элевсина, бросил семена в землю и, в положенный срок поле, благословленное богиней, дало обильный урожай84.
Стал Триптолем любимцем Деметры. Она возложила на него великий долг: обучить людей земледелию. На колеснице, запряженной крылатыми змеями, Триптолем облетел землю и всюду, где он побывал, племена и народы начинали сеять зерно, выращивать урожай, молоть муку, печь хлеб — дар Деметры.
Побывал Триптолем и в далекой Скифии у царя Линха. Его он же научил земледелию. Но черная зависть обуяла тщеславного царя. Захотел он отнять славу Триптолема, сделать так, чтобы люди прославляли его имя, а не имя любимца Деметры. Убить Триптолема замыслил Линх. Ночью, когда Триптолем крепко уснул, он подкрался к нему и занес над ним кинжал. Но Деметра не допустила злодеяния. Она задержала преступную руку и обратила Линха в рысь. Скрылся в темных лесах обращенный в рысь Линх, а Триптолем покинул страну скифов, чтобы продолжить исполнять свой великий долг.
Не одного Линха покарала Деметра. Сурово наказан ею был и царь Фессалии Эрисихтон. Надменен и нечестив был этот царь. Ни жертв, ни молитв не возносил он богам. В своей нечестивости Эрисихтон осмелился дерзко оскорбить великую Деметру. Неподалеку от границ его царства находилась священная дубовая роща. Среди этой рощи рос дуб, который почитался как особо священный. Под его кроной часто резвились и водили хороводы нимфы, а в могучем стволе обитала дриада — любимица Деметры.
Срубить этот дуб задумал царь-нечестивец. Приказал он своему слуге взять в руки топор и повалить священное дерево. Отказался слуга выполнять приказ. Упав на колени, он умолял Эисихтона: "Не заставляй, господин мой, свершить святотатство! Боги накажут и тебя, и меня!"85.
Вырвал Эрисихтон топор из рук слуги и сказал: "Будь это не дерево, а сама Деметра, я не изменю своего решения". Глубоко вонзился топор в ствол священного дуба, и заструился по коре его поток горячей крови. Бросился к Эрисихтону его слуга с тем, чтобы остановить преступную руку, занесенную для второго удара. Но царь воскликнул: "Вот тебе награда за твою покорность богам!" Упала отрубленная голова слуги у корней дерева, а Эрисихтон оттолкнул ее ногой, чтобы продолжить святотатственное дело.
Словно получая удовольствие от своего преступления, он продолжал наносить удар за ударом по обреченному дереву. Загудела земля, когда упал столетний великан. Его листья еще шелестели, сетуя на свою судьбу, но жившая в нем дриада уже была мертва.
Нимфы, подруги погибшей дриады, надев траурные одежды, пришли к Деметре с мольбой покарать Эрисихтона. Разгневалась богиня, узнав о преступлении царя Фессалии. "Не сомневайтесь, — сказала она нимфам, — он будет жестоко наказан. В мучениях умрет нечестивец, это я вам обещаю". Призвала Деметра одного из самых страшных демонов — демона голода, обитавшего в туманах скифской страны, и попросила его переселиться в утробу царя-злодея. Не очень-то жаловал богиню плодородия этот демон, но с радостью отправился исполнять просьбу Деметры, уж очень хотелось ему заполучить новую жертву.
Крепко спал Эрисихтон, когда демон голода тихо пробрался в его опочивальню. Склонился он над спящим царем, овеял холодным своим дыханием и незаметно проник в его внутренности. Проснувшись, Эрисихтон сел за стол, уставленный изысканными яствами, но чем больше он набивал свой желудок, тем сильнее хотел есть.
С этого дня только ел и ел Эрисихтон в тщетной надежде, хотя бы умерить беспрерывно терзавшие его муки голода. Быстро проел царь большую часть своего богатства, а затем и то немногое, что оставалось. Нечем стало платить за еду. И тогда он решился на новое преступление — продать богатому купцу свою единственную дочь.
Дочь была готова на все, чтобы помочь отцу. Но ей, дочери царя, не хотелось быть в услужении у простолюдина, каким бы богатым он не был, и она сбежала от купившего ее торговца рыбой. У берега моря дочь Эрисихтона обратилась с мольбой Посейдону: "Спаси меня, владыка морей! Не дай мне стать рабыней!"
Сжалился над невинной девушкой Посейдон и одарил ее способностью к перевоплощению. Изменив свой облик, дочь Эрисихтона вернулась домой и приняла свой прежний вид. Она рассказала обо всем, что с ней случилось отцу. Обрадовался Эрисихтон, стал продавать ее разным людям, а на вырученные от продажи деньги покупать себе еду. Всякий раз девушка то под видом птицы, то под видом коня убегала от своих хозяев. Но чудесные способности ее стали постепенно иссякать. Однажды они покинули дочь Эрисихтона совсем.
Теперь у Эрисихтона оставалась одна возможность — есть самого себя. Сначала он съел свою руку, потом принялся за ногу, и, наконец, съел всего себя. Такое жестокое наказание могло возбудить жалость, но никто не сожалел о его смерти. Царь-нечестивец заслужил мучительную смерть.
Однажды, во времена царствования Пентея, жители Фив увидели удивительную процессию. Впереди парами шагали ослы, сгибающиеся под тяжестью кожаных мехов, в которых булькало вино. Их окружала толпа безобразных, но очень смешных существ с рожками на голове и нелепым хвостом пониже спины. У всех были косматые ноги, заканчивающиеся раздвоенными копытцами Они спорили, кричали, толкались, раздавая друг другу изрядные тумаки. То и дело кто ни будь из них подбегал к мехам, навьюченным на ослов, и отливал себе золотистого вина в двуручный кубок — канфар.
За ними ехал на осле лысый старик с толстым, отвисшим животом. Он был привязан к ослу гирляндами цветов и едва держался на спине осла. Старик вел сам с собой какую-то нескончаемую беседу. Бессвязные слова слетали с его мокрых мясистых губ. Вокруг него увивался целый рой маленьких и больших козлоногих существ. Смех, как шум лесного потока, витал над этой странной толпой.
Звучали свирели, бубны, кимвалы. То собирались в кучку, то разбегались с безумным смехом, криками и пением девушки и молодые женщины. На их белые шерстяные одежды были наброшены шкуры оленей, леопардов, пантер. Над головами они размахивали тирсами — зелеными прутьями с воткнутыми сверху кедровыми шишками. Одни женщины на бегу исполняли какой-то неистовый танец, другие подбрасывали в воздух и снова ловили куски сырого мяса животных. Кровь стекала по щекам женщин и брызгала на одежду. То и дело кто-нибудь из них, поднимая тирс, кричал: "Эвоэ!"
Следом за этой процессией важно вышагивали два леопарда в гирляндах красных роз, запряженные в золоченую колесницу. В колеснице возлежал юноша дивной красоты. Его глаза цвета лесных фиалок были ласковыми, а отливающие золотом волосы ниспадали до плеч.
Ни царь Пентей, ни кто из народа фиванского, не знал, что означает эта процессия и кто этот юноша, лежащий в колеснице на пурпурных подушках. Только прорицатель Тиресий смог все объяснить.
"Это Дионис, — сказал Тиресий, — и родом он из нашей земли. Его матерью была Семела, а отцом — Зевс. Но Семела погибла, сгорев заживо в божественном огне, когда Зевс явился к ней во всем величии могущественнейшего из богов. А их ребенок, преждевременно появившийся на свет, был спасен86. Зевс зашил его в свое бедро и доносил до положенного срока. Затем он отдал младенца на воспитание нимфам горы Ниса. Нимфы обучили его пению и танцам, а тот, едущий на осле толстый старик, по имени Силен, преподал сыну Зевса и Семелы уроки жизни. Он и назвал своего ученика Дионисом. Теперь Дионис возвращается с Востока — земли всяческих чудес — и вводит новые обряды, которые следует совершать по ночам в горных ущельях, распевая веселые песни в его честь. А кто ему не покорится, не признает в нем бога, тот будет жестоко наказан".
Так говорил мудрый Тиресий, и все жители Фив его внимательно слушали. Однако царь Пентей прервал прорицателя, сказав, что в своем царстве он не допустит никаких шумных торжеств, нарушающих установленный порядок, и что бог пьяниц не может быть богом, а только отвратительным демоном.
И все же, несмотря на явное неудовольствие царя, многие фиванцы и фиванки присоединились к свите Диониса. Тогда Пентей сам отправился в горы Киферона, чтобы своей властью положить конец шумным дионисийским обрядам. На свою беду он не признал в Дионисе нового могущественного бога, — вакханки, спутницы Диониса, среди которых была и мать Пентея, набросились на царя и разорвали его на куски.
Скоро во многих землях Эллады Диониса стали почитать наравне с другими олимпийскими богами. Это был воистину земной, добродетельный бог. Он жил среди людей, предпочитая леса и горы земли раззолоченному великолепию Олимпа. О его чудесном рождении, о его деяниях стало известно всем эллинам.
Когда Дионис еще был подростком, он попал в руки морских разбойников, промышлявших работорговлей. Разбойники приняли его за царевича и похитили, рассчитывая на большой выкуп. Они заковали Диониса в цепи, но оковы сами собой упали с его рук. Кормчий разбойничьего корабля по имени Акет догадался, что их пленник не простой смертный. "Что мы делаем?! — воскликнул он, — уж не бога ли мы хотим сковать? Этот юноша не похож на смертного. Он один из богов, живущих на светлом Олимпе. Отпустите его скорее, пока не свалилась на нас кара богов!"
Но разбойники не послушали совета кормчего. Подняли они паруса, и корабль вышел в открытое море. Там, посреди пенистых волн, свершилось чудо: мачта корабля зазеленела виноградной лозой, весла обвил темно-зеленый плющ, а юноша обратился в грозно рычащего льва. В ужасе бросились разбойники с корабля прямо в морские волны, и остались в них навсегда, превратившись по воле Диониса в дельфинов87.
Тогда юный Дионис еще не знал, что ему суждено стать богом виноделия. Ревнивая Гера ненавидела Диониса, как и всех незаконных детей своего царственного супруга. Она старалась во что бы то ни стало лишить его жизни и однажды достигла своей цели. По приказу Геры кто-то из старых богов-титанов перенес Диониса на край света и там разорвал его на куски, да еще сварил эти куски в медном котле. Но напрасно радовалась Гера. Бабка Диониса древняя титанида Рея смогла вернуть к жизни своего внука88, а Гермес отнес его к фригийской богине Кибеле, перед которой Гера была бессильна. Десять лет Кибела холила и лелеяла Диониса. Она поила его нектаром и амброзией — пищей богов, учила управлять колесницей, запряженной пантерами, и разным другим премудростям.
Однажды Дионис купался в реке. Вдруг рядом с ним плюхнулся в воду бородатый, козлоногий сатир Ампелий. "Вдвоем веселее плескаться в воде",— сказал сатир, и с этого дня стал лучшим другом Диониса. Но вскоре произошло несчастье: разъяренный бык растоптал несчастного сатира89. В надежде вернуть друга к жизни, Дионис полил бездыханное тело сатира амброзией. Но Ампелий не воскрес, а превратился в виноградную лозу. Дионис сорвал с этой лозы спелую гроздь и, выжимая из нее сок, сказал: "Отныне, мой верный друг, ты будешь самым верным и самым могущественным лекарством против человеческой грусти. Ты веселил только меня, теперь ты будешь веселить всех".
Отправился Дионис с виноградной лозой в руке по разным странам, и там, где он проходил, начинали зеленеть виноградники90.
Не сразу люди признавали власть нового бога. Часто Дионису приходилось встречать упорное сопротивление, силой покорять страны и города. Ярым противником Диониса был фракийский царь Ликург. Он боялся, что его поданные, пристрастившись к вину, перестанут работать, и царская казна перестанет пополняться. Бороться с богом Ликург не посмел, а вот объявить войну виноградникам решился.
Повелел Ликург вырубить все виноградники по всей стране, а веселых спутников Диониса посадить в темницы, чтобы там им расхотелось и петь, и плясать91. Приказ царя был выполнен, но страну постиг голод. Обратились жители Фракии к оракулу, чтобы узнать причину несчастья. Оракул ответил: "Прекратится голод, как только погибнет нечестивый царь". А на следующий день Ликург впал в безумие, и даже убил собственного сына, приняв его за виноградную лозу. Тогда слуги Ликурга связали его, бросили на землю, вывели из конюшен любимых царских коней и они растоптали нечестивого царя.
И в Беотии, на родине Диониса, не сразу признали нового бога. Когда в Орхомен пришел жрец Диониса и стал звать женщин и девушек в леса и горы на веселое празднество в честь бога вина, три дочери царя Миния с презрением отвергли его призыв. Они и слышать ничего не хотели о боге Дионисе. Наступил вечер, солнце опустилось за горизонт, а дочери царя все еще не оставляли работы и сидели за ткацкими станками, торопясь закончить пестрый ковер. Вдруг во дворце раздались звуки тимпанов и флейт, нити пряжи обратились в виноградные лозы, ткацкие станки обвил плющ и во всем доме разлилось благоухание цветов.
С удивлением смотрели дочери Миния на это чудо. Но как только покои дворца заполнили львы, пантеры, рыси, медведи, — они испугались и в ужасе попрятались в самых дальних, самых темных подвалах дворца. Там их тела начали сжиматься, потом покрылись мышиной шерстью, вместо рук выросли крылья с тонкой перепонкой, — обратились дочери Мниния в летучих мышей. С тех пор скрываются они от дневного света в сырых развалинах и пещерах.
В Аттике первым человеком, посадившим виноградную лозу, был Икарий. Но печальна была его судьба. Однажды он дал молодое вино пастухам, которые еще никогда не пробовали этого напитка. Опьянев, пастухи решили, что Икарий отравил их. Они убили его, а тело зарыли в горах. Дочь Икария Эригона долго искала отца. Наконец с помощью соей собаки Майры она нашла неглубоко зарытое тело и по одежде узнала своего родителя. Горе Эригоны было безмерным. Она вернулась домой, взяла крепкую веревку, вернулась к останкам отца, снова засыпала его тело и повесилась на дереве, росшем рядом. Дионис не допустил, чтобы тени его первых в Аттике почитателей скитались в Аиде. Икария, Эригону и собаку Майру он поместил на небе в виде трех созвездий: Волопаса, Девы и Большого пса.
А когда Дионис со своей свитой бродил по лесистым склонам Тмола во Фригии, случилась вот какая история.
Как-то в жаркий полдень гуляка Силен, разомлев от духоты и выпитого вина, свалился со своего осла, заполз в кусты и уснул в их тени. Дионис и его веселая компания ушли вперед, даже не заметив, что Силена нет с ними.
Утором фригийские крестьяне нашли Силена и отвели его к царю Мидасу, тому самому, которого Аполлон наградил ослиными ушами. Даже утренняя прохлада не привела Силена в чувство, и он по-прежнему плохо соображал от выпитого накануне вина. Мидас сразу догадался, что перед ним любимец Диониса. Обрадовался фригийский царь, что может оказать гостеприимство, ближайшему другу и наставнику бога вина. Он устроил в его честь роскошный пир. Силен был рад хоть немного отдохнуть от буйного веселья, и решил пожить у радушного царя несколько дней. Но, когда пир закончился, Силен заскучал и стал просить Мидаса, чтобы он отвез его к Дионису.
С почестями, на царской колеснице, сам Мидас доставил Силена к богу вина. Долго искать Диониса не пришлось, — каждый фригийский крестьянин знал, где остановилась на отдых его шумная компания.
Несказанно обрадовался Дионис, когда обнял своего наставника и верного друга. "Проси, что хочешь, — сказал он царю Мидасу, — за твою заботу, я готов выполнить любое твое желание".
Видно Мидас был не только туговат на ухо, но и слаб головой. Без долгих раздумий он ответил Дионису: "Сделай так, чтобы все, к чему я прикоснусь рукой, превращалось в золото". Покачал Дионис головой и с загадочной улыбкой промолвил: "Жаль, что ты не попросил у меня чего-нибудь получше".
Жаден был Мидас. Обрадовался он, услышав обещание бога, а последние слова его пропустил мимо ушей. "А что в мире лучше золота и богатства", — подумал глупый царь.
Со счастливой улыбкой на лице и радостью в сердце возвращался Мидас домой. Однако опасения — а не обманул ли Дионис — мучили его. Чтобы проверить, выполнил ли бог свое обещание, Мидас, проезжая через лес, протянул руку к дубовой ветке, склонившейся над его головой. Обломил он ее и увидел, что засияла ветка золотым блеском. От радости даже запрыгал, как ребенок, глупый царь. Поднял он придорожный камень, — камень превратился в слиток золота.
Едва не задохнулся Мидас от счастья и закричал во все горло: "Нужны ли еще какие-нибудь доказательства правдивости слов Диониса?! Теперь я самый богатый человек на свете!"
Когда Мидас вернулся домой, он, первым делом, решил утолить голод. Тут-то он понял, какой ужасный дар он выпросил у Диониса. От одного его прикосновения в золото превратился сначала сочный кусок мяса, потом свежий пшеничный хлеб, фрукты, вино…
Печалью сменилась недавняя радость Мидаса: стол заставлен яствами, а он голоден, в амфорах плещется вино, но он не может утолить жажду. Подозвал царь слугу и приказал, чтобы тот положил еду ему прямо в рот. Но и это не помогло, — кусок золота заскрипел на его зубах. "Смилуйся, Дионис, — взмолился Мидас, воздев руки к небу, — избавь меня от твоего дара! Пусть проклято будет золото, о котором я так мечтал!"
Боги милостивы к просителям, раскаивающимся в своих деяниях. Предстал Дионис перед впавшим в отчаяние Мидасом и сказал: "Царь неразумный! Ступай, омой свое тело в реке Пактол в том месте, где она выходит из-под земли. Тем самым ты смоешь и свою жажду богатства, и дар, который я дал тебе по твоей же просьбе".
Обрадовался Мидас, отправился к истокам Пактола, омылся в чистой воде, и дар Диониса золотоносным песком осел на речном дне. С тех пор Мидас не тосковал по золоту. Ему стали противны богатство и роскошь.
А Дионис отправился дальше по свету. Все новые и новые спутники присоединялись к его свите. В Фессалии первыми, кто признал в Дионисе нового бога, были кентавры — удивительные существа, у которых верхняя половина туловища человеческой, а нижняя, как у коня. Дикий, необузданный нрав кентавров был хорошо известен во всей Элладе. Они вели свое происхождение от наглеца Иксиона, посягавшего на честь Геры, и богини облаков Нефелы92. Кентавры так пристрастились к вину, что совсем утратили чувство меры. Выпив сразу несколько амфор вина, они впадали в буйство и учиняли кровавые драки. Поэтому Дионис скоро прогнал их.
А в Аркадии бог вина нашел себе еще одного верного друга. Силен, старый приятель Диониса, все больше спал или заплетающимся языком бормотал что-то про рождение мира, про битву богов и титанов. Пан, новый друг, был совсем другим. Он никогда не пьянел, сколько бы вина не выпил. Внешностью Пан походил на обыкновенного сатира. У него были длинные косматые уши, козлиная борода и весь он зарос густой шерстью. Когда Пан родился, аркадские нимфы испугались этого уродливого младенца. Гермес, который, скорее всего, и был его отцом93, отнес ребенка на Олимп, где забавное создание веселило своим видом счастливых богов.
Разумеется, Пан не остался во дворце Зевса — олимпийская жизнь пришлась ему не по вкусу. Он возвратился на землю, где мог бродить по горам, плескаться в горных ручьях, подшучивать над пастухами и одинокими путниками, издавая такой оглушительный рев, что люди, не разбирая дороги, в панике бежали куда-нибудь подальше. Пан был высокого мнения о себе и не считал, что его внешность помешает ему найти супругу-красавицу.
Свой выбор Пан остановил на нимфе Сиринге, дочери речного божества Ладона (2). Целыми днями он ходил за ней и упрашивал, чтобы она стала его женой. Не добившись от нимфы взаимности, Пан решил силой овладеть ею. Но едва он погнался за Сирингой, как она бросилась в воды Ладона и стала просить своего отца о спасении. Бог реки внял мольбам дочери и превратил ее в тростник. Понял Пан, что потерял свою возлюбленную навсегда. Он сел среди тростника и горько зарыдал. В это время налетевший ветерок качнул тростниковые стебли и в их шелесте Пану послышался голос Сиринги. Срезал Пан семь не равных по длине тростинок, соединил их в один ряд воском. Так получилась излюбленная пастухами свирель — сиринга.
И снова влюбился Пан — в нимфу Питиду. Что из того, что она не отвергла ухаживания козлоногого Пана, если его соперником был сам бог северного ветра Борей? Не добившись от Питиды взаимности, свирепый Борей сбросил нимфу с высокой скалы. Разбилась насмерть Питида, а из ее останков выросла первая сосна — дерево, с тех пор посвященное Пану.
Ходили слухи, что Пану удалось соблазнить Селену, и то лишь после того, как он скрыл свою черную шерсть и малоприятное обличие под отмытым до бела руном. Говорили, что Селена, не узнав Пана, согласилась прокатиться у него на спине и позволила удовлетворить все его желания. Но обман раскрылся, и разгневанная Селена прогнала Пана прочь.
Чтобы забыть о своих сердечных страданиях, присоединился Пан к свите Диониса и отправился вместе с ним по свету94.
Еще множество стран посетил Дионис95. А когда он завершил свое земное предназначение, вознесся на небеса, чтобы сесть по правую руку от Зевса в числе двенадцати великих олимпийских богов96. Сестра Зевса Гестия уступила ему свое место. Она была рада возможности покинуть чертоги Зевса и переселиться на землю, зная, что всегда сможет встретить радушие и гостеприимство в любом городе Эллады, в любом доме эллина.
Еще на Олимпе Гестия славилась тем, что была единственной из великих олимпийцев, кто ни разу не участвовал в ссорах. Более того, она, как Артемида и Афина, никогда не отвечала на ухаживания богов, титанов или кого-либо другого97, поскольку после свержения Крона она поклялась головой Зевса, что навсегда останется девственной.
Однажды Приап, второстепенный божок, покровитель садов, приглашенный на пир олимпийцев, попытался обесчестить Гестию. Он воспользовался тем, что все боги Олимпа, пресытившись угощением, заснули. Крепко спала и Гестия. Приап уже приготовился совершить свое черное дело, но ему помешал самый обыкновенный осел. Он мирно пасся у подножия Олимпа и вдруг, ни с того ни с сего, закричал так громко, что разбудил и Гестию и всех других Олимпийцев. Приап в страхе бежал и больше никогда не появлялся во дворце Зевса98. Покинула Олимп и Гестия. Она стала обитать в трепетном пламени домашних очагов, став хранительницей мира, спокойствия и благополучия каждой эллинской семьи99.
Но как бы ни была велика и могущественна богиня Гестия, — изменить то, что предначертано роком, она не могла, ибо не только над смертными, но и над богами царит Предопределение.
Кто знает, что такое предопределение… Неизбежность? Участь? Судьба? Только древние мойры знают ответ, да мать их Ананке100, которая сидит высоко над землей и вращает ось мира101. А три ее дочери-мойры живут на земле, скрываясь в глубоких пещерах. Младшая из них — Клото — прядет нить человеческой жизни, средняя — Лахесис — проводит эту нить через все превратности судьбы, а старшая — неумолимая Атропос — обрезает нить ножницами, когда человеку приходит время умереть.
Когда на свет появляется ребенок, мойры приходят к его колыбели и предсказывают судьбу новорожденного. Однако за мойрами нельзя подсматривать, их нельзя подслушивать, так как они любят приходить и уходить тайком. Чтобы заслужить расположение мойр, нужно оставить у колыбели новорожденного кувшин с вином, три куска хлеба и деньги. Если подношение к утру исчезло, — значит ребенок проживет долгую и счастливую жизнь.
Счастье и удачу человеку приносит богиня Тюхе102. Под ее присмотром корабли спешат к безопасной гавани, она дарует благоприятный перелом в войне, и тогда подруга Тюхе, крылатая богиня победы Нике, летит над землей с вестью о победе. Но капризна и непредсказуема богиня удачи. Одних она осыпает дарами из рога изобилия, а на других не обращает никакого внимания103.
Но горе тому, кто станет гордиться своими удачами или, пользуясь случаем, захочет возвыситься над другими. Неотвратимая богиня возмездия Немесида рано или поздно обрушит на такого человека свою кару104.
Беспокойно племя людское. Много забот доставляют богам смертные: кто-то нарушил клятву или перестал уважать старость, где-то забыли закон гостеприимства или начали несправедливую кровопролитную войну. Следить за соблюдением законов, установленных Зевсом, призвана богиня Фемида. Стара, как мир Фемида. Она дочь самой первой супружеской паре богов — Урану и Гее105. Все видит Фемида, даже то, что скрыто от глаз других богов, которых и на свете не было, когда она была уже седой и мудрой.
Помогают Фемиде три ее дочери — оры. Когда-то оры были богинями времен года, но столько забот было у их матери, что стали они ее верными помощницами. Старшая — Евномия — следит, чтобы люди были законопослушными, средняя — Дике — чтобы в мире царила справедливость, а младшая — Эйрена — мирит враждующих106.
У дальних пределов запада, там, где кончается мир живых и начинается царство мертвых, обитает брат-близнец демона смерти — бог сна Гипнос. Все люди покоряются ему, когда он на бесшумных крыльях летает над ними и навевает сон. Днем Гипнос сам крепко спит в своей пещере на берегу реки забвения Леты. Здесь ни единый шорох не нарушает великого безмолвия. Рядом с Гипносом дремлют сонные видения107. Их столько, сколько песчинок на морском берегу. Когда Гипнос прилетает на Олимп, чарам его покоряются и боги.
И еще одному крылатому богу — сыну Афродиты Эроту — подчиняются и боги, и люди. Он считался самым младшим из богов, хотя мудрецы утверждали, что Эрот гораздо старше по возрасту и Зевса, и Крона, и даже самого Урана. Они называли его Протогон, что значит "Перворожденный"108. Людям Эрот являлся в разных обличиях, но, чаще всего, в образе проказливого мальчишки, летающего на мотыльковых крыльях с луком в руке и колчаном стрел за плечами.
Нет стрелка более меткого, чем Эрот. И людей, и богов его стрелы поражают без промаха, зарождая в сердцах любовь. Радость и счастье, боль и страдание причиняют стрелы Эрота. От его стрел не защищен даже Зевс. Громовержец хотел даже умертвить Эрота сразу после его рожденья, но Афродита укрыла ребенка в непроходимых лесах, где он питался молоком львицы и тигрицы. Обманутые в любви говорили, что Эрот пронзил их сердца отравленной стрелой, а те, кто был в любви счастлив, прославляли его за то, что он украсил их жизнь цветами прекраснейшего чувства.
Среди людей живет помощник Эрота и Геры бог свадебных торжеств Гименей. Он не родился богом, а был сначала человеком, и только после смерти благодарные люди окружили его память божественными почестями. Однажды случилось несчастье: разбойники похитили несколько афинских девушек. Во всем городе воцарился траур. Эти девушки как раз должны были выйти замуж, и все уже было приготовлено к свадебным торжествам. Но так же внезапно, как они исчезли, так же неожиданно и возвратились. А вырвал их из рук разбойников отважный юноша Гименей. При всеобщем ликовании состоялись свадьбы. Город сотрясался от восторженных возгласов: "О, Гименей! О, Гименей!" С тех пор под эти возгласы новобрачных всегда отводят в дом супруга.
Но самым близким к человеку божеством была Психея109. Ведь она жила не на небесах и не в море, не под землей и не на земле, — она жила в самом человеке. Когда-то, как и Гименей, была Психея смертной девушкой, но такой прелестной, что люди толпами собирались у ее дома, чтобы только взглянуть на нее, а увидев, все преклоняли перед ней колени, словно была перед ними сама богиня любви и красоты Афродита. Скоро люди перестали посещать храм Афродиты, зато Психею осыпали цветами110.
Разгневалась на Психею богиня. Призвала она к себе сына своего, крылатого Эрота и сказала: "Накажи эту красавицу! Внуши ей любовь к самому недостойному на земле человеку, и пусть всю жизнь она страдает от этой любви".
Надо сказать, что всеобщее почитание было совсем не в радость для Психеи. Все ее подруги вышли замуж, а ею только восхищались, но никто не предлагал руки и сердца. А как огорчался отец Психеи! Ему так хотелось понянчить внуков. Решил он обратиться к оракулу, чтобы узнать о грядущей судьбе своей дочери. То, что услышал отец Психеи от оракула, повергло его в ужас. Предсказание оракула сулило страшное: к ночи надо было отвести дочь, одетую в свадебный наряд, на вершину голой скалы, что одиноко возвышалась неподалеку от города, и оставить ее там одну. "Когда взойдет луна, — предсказал оракул, — твою дочь унесет безжалостный, коварный, крылатый бог. Он и станет ей супругом".
"Кто же не знающий жалости, коварный и крылатый бог, как не демон смерти Танатос", — подумал несчастный отец. Но слово оракула — воля богов. Под вечер велел он одеть Психею, как невесту, и сам отвел ее на вершину скалы.
Покинутая всеми Психея едва дышала от страха. Наступила ночь, взошла луна, на черном, как сажа, небе загорелись яркие, колючие звезды. Вдруг порыв ветра подхватил Психею и унес ее в ночную тьму. "Вот и закончился мой земной путь", — прошептала девушка, и, приготовясь к смерти, крепко зажмурила глаза.
Долго ли продолжался ночной полет или длился он всего лишь мгновение, — этого и сама Психея не знала. Когда она открыла глаза, светило солнце. Вокруг расстилалась зеленая равнина, поросшая нежно-розовыми цветами, а неподалеку возвышался сказочной красоты дворец. Ужас пережитого покинул Психею. "Уж не в Элизиуме ли я?" — подумала она. Но спросить, в какую волшебную страну занес ее ветер, было некого, и Психея, преодолев робость, направилась ко дворцу.
Разве могла она знать, что не демон смерти, а сын Афродиты Эрот похитил ее. Бог, рассыпающий стрелы любви, сам оказался сраженным своей же стрелой. Не захотел он выполнять приказание матери-Афродиты — сделать Психею несчастной.
Когда Психея вошла во дворец, невольный возглас восхищения сорвался с ее уст. Более великолепных покоев она никогда не видела. Пол и стены дворца были выложены слоновой костью, а потолок сверкал драгоценными камнями. Долго блуждала Психея по роскошным залам, но не встретила ни одной живой души. Решив немного отдохнуть, она присела на резное кресло, и вдруг услышала голос. Кто-то невидимый сказал: "Не бойся, любовь моя. Здесь все твое. Отныне ты хозяйка этого дворца. Жди меня. Я приду к тебе, когда на землю опустится ночная тьма".
Что оставалось делать Психее? Она осталась во дворце, подкрепилась изысканной пищей, которая сама собой появилась на столе, и с трепетом стала ждать ночи. Таинственный супруг явился, когда непроницаемая ночная темнота разлилась по всему дворцу. Психея могла только чувствовать его ласковые руки и слышать полный нежности голос. "Позволь мне разжечь светильник, я хочу видеть твое лицо" — попросила Психея. Но таков был ей ответ: "Не проси меня об этом. Запомни: как только ты взглянешь на меня, — в тот же миг потеряешь навсегда".
Смирилась Психея, хотя любопытство жгло ее, словно горячие угли. День она проводила в одиночестве, и только ночью к ней приходил ее загадочный супруг. Дни тянулись томительно медленно, а ночи, полные восторгов любви, стремительно пролетали. И вот, однажды, Психея не смогла сдержать любопытства111. Когда супруг уснул, она потихоньку покинула ложе, разожгла светильник и поднесла огонек к его лицу.
Сердце Психеи чуть было не выпрыгнуло из ее груди: сам бог Эрот спал на супружеском ложе. Исполненная нежности, она нагнулась, чтобы поцеловать его, но горячая капля масла из светильника упала на плечо Эрота. Вскрикнул от острой неожиданной боли сын Афродиты. "Что ты наделала! Твое любопытство погубило нашу любовь!" — воскликнул Эрот, и, расправив крылья, улетел.
Поняла Психея, что Эрот больше никогда не будет прилетать к ней по ночам. Она покинула дворец сына Афродиты и отправилась по свету в надежде, разыскать своего любимого.
Эрот же улетел на Олимп. Еще больше разгневалась Афродита, узнав о случившемся. С упреками набросилась она на сына. Весь Олимп слышал, как богиня кричала: "Разве я не велела покарать презренную смертную, красоту которой сравнивали с моей красотой? Хорошо ты выполнил мое приказание! Ну, ничего! Я сама возьмусь за нее! До самой смерти она меня не забудет!"
Вихрем улетела Афродита с вершины Олимпа, чтобы найти и покарать Психею. А Психея, узнав, что Афродита ищет ее, решилась отдать себя на милость богини. Покорно склонив голову, она сама явилась к Афродите.
"Отныне ты будешь моей рабыней и будешь выполнять все, что я тебе прикажу", — сказала богиня Психее. — Вот тебе мое задание. Отправляйся в царство Аида, выпроси у его супруги Персефоны волшебные румяна и принеси их мне112.
Афродита была уверена, что Психея не вернется из царства мертвых, — Персефона не отпустит ее назад, на землю. Так бы, наверно, и случилось. Но Психее на пути в Аид повстречалась престарелая вещунья. Она-то и подсказала Психее, как попасть в подземное царство и как выпросить у Персефоны волшебные румяна. "Один раз ты уже была наказана за свое любопытство, — предупредила вещунья, — смотри, не поддайся любопытству во второй раз. Не открывай ларца с румянами!"
Следуя советам вещуньи, Психея уговорила Харона переправить ее через реку мертвых, усмирила трехглавого пса Кербера, угостив его пирогом с медом и даже уговорила Персефону отдать ей шкатулку с румянами. Но, выйдя на свет, забыла Психея все добрые советы. Решила она, что, ели возьмет чуточку румян для себя, ничего худого не случится. Открыла Психея шкатулку, а в ней ничего не оказалось, кроме вечного сна. Вырвался вечный сон из шкатулки и усыпил Психею.
Видно сильно любил Эрот Психею. Почувствовал он, что с Психеей что-то случилось. Он нашел ее и разбудил уколом своей золотой стрелы. "Как вовремя я нашел тебя, любимая, — сказал он Психее. — Если бы я опоздал всего лишь на несколько мгновений, ты бы никогда не проснулась. Торопись, отнеси моей матери эту шкатулку. Об остальном я позабочусь".
Психея направилась к Афродите, а Эрот полетел к престолу Зевса. Он с мольбой обратился к царю богов: "Смилуйся, великий громовержец. Укроти гнев моей матери, пусть она простит Психею. Отдай мне Психею в супруги или отними у меня бессмертие".
Всех богов созвал Зевс на совет. И боги решили: Психея заслуживает чести стать женой Эрота. Сам Зевс преподнес Психее кубок с амброзией. Так Психея стала бессмертной. Но, став бессмертной, она тяготилась безоблачной жизнью на Олимпе. Психея родилась на земле, на земле выросла, и ее неудержимо влекло к людям, к простым человеческим радостям и печалям. Однажды она покинула Олимп, и, чтобы не разыскали ее Олимпийские боги, рассыпалась на несчетное число искорок. Каждая такая искорка с тех пор живет в человеческом сердце. Люди зовут ее душой113.
Много веков прошло с того времени, как на Олимпе утвердилась власть Зевса. Казалось, что его власти ничто не угрожает. Однако нашлась на земле сила, дерзнувшая восстать против великого громовержца. Двадцать четыре гиганта, рожденные Геей114 во Флегре115 решили напасть на дворец Зевса и сбросить его с олимпийского престола, а заодно погубить и всех других олимпийских богов.
Одним видом своим гиганты внушали ужас. Они были огромного роста, косматы, длиннобороды и со змеиными хвостами вместо ног116. В отличие от титанов, гиганты были смертны. Взгромоздив одну на другую горы, они забрались на Олимп и начали забрасывать дворец Зевса скалами и горящими деревьями. Паника охватила олимпийских богов, когда они увидели, что молнии Зевса не причиняют гигантам вреда. Тогда Зевс обратился к богине Ананке117. Он умолял ее развернуть свиток Судеб и открыть тайну Предопределения. Вняла богиня Неотвратимости мольбам Зевса. Она заглянула в свиток Судеб и сказала: "Боги не смогут победить гигантов без помощи смертного человека. Призовите героя, рожденного женщиной, одетого в львиную шкуру — он принесет вам победу".
Афина, мудрая дочь Зевса, сразу догадалась, кто тот смертный герой, способный помочь богам-олимпицам. "Надо звать Геракла! Он поможет нам победить змееногих врагов118", — воскликнула она. Быстрее ветра помчалась Афина на землю, чтобы призвать героя на битву с гигантами.
Между тем гиганты продолжали штурмовать Олимп, и их победа казалась близкой. Раскаленные камни дождем сыпались на священную гору. Тогда Зевс запретил небесным богам освещать мир. Исчезли с небосклона и Гелиос, и Селена, и Эос. Мир погрузился во тьму.
Наконец Афина нашла Геракла, перенесла его на Олимп119, и смертный человек вступил в ожесточенную битву рядом с великими богами120. Первой же стрелой Геракл сразил гиганта Алкионея121. С гигантом Эфиальтом сразился Арес. Стрела Ареса попала Эфиальту в левый глаз, а стрела Геракла — в правый. Гефест вылил на гиганта Мимаса целый ковш раскаленной меди. Афина камнями поразила Палланта (1)122 и Энкелада123. Геката факелом сожгла Клития, а Дионис убил Эврита (1) тирсом. Скала, брошенная Посейдоном, погребла под собой Полибота. Артемида расправилась с Гратионом. Позаимствовав у Аида шлем-невидимку, хитрый Гермес подобрался к Ипполиту (1) и размозжил гиганту голову. Даже старые мойры приняли участие в битве. Медными пестами они лишили жизни двух гигантов — Агрия (1) и Тоона (1)124. Так были разгромлены восставшие против богов порожденные Геей гиганты125.
Весь Олимп ликовал, и только Зевс в глубокой задумчивости сидел на троне и хмурил брови, словно не радовала его великая победа126. Мысль о том, что его власть не так уж и прочна, какой кажется, неотступно преследовала его. Он вспомнил свои слова, сказанные однажды в присутствии всех богов-олимпийцев: "Боги и богини, хотите ли испытать мое превосходство над вами? Попробуйте спустить с небес золотую цепь, за которую ухватитесь вы все. Как бы ни тянули ее, вам не удастся заставить уйти меня с Олимпа". Теперь эти слова казались Зевсу пустым бахвальством.
"Уран — дед мой — был свергнут с престола своим сыном Кроном, я — сын Крона — отнял власть у отца. Когда-нибудь придет конец и моему владычеству. Кто отнимет у меня трон? Неужели мой сын? Много у меня сыновей, и еще многим предстоит родиться. Как узнать имя того, кто лишит меня власти?" — думал Зевс.
Решил громовержец обратиться к богине Ананке с просьбой вновь развернуть Свиток Предопределений. С неохотой согласилась богиня сказать, что ожидает Зевса в будущем. Она развернула свиток, долго смотрела на таинственные знаки судьбы и прочла: "Родится сын, превосходящий могуществом отца своего…". О судьбе Зевса в Свитке больше не было ни единого слова127.
© 1997-2001 ПРЦ НИТ